Он отвернулся от Милдред, сосредоточился на Полин, помог ей подняться с пола. Полин сильно ударилась и теперь растирала свой тощий зад с задумчивым, несколько озабоченным выражением.
— Ну вот, — сказала она. — Похоже, я что-то сломала. — Но тут увидала стоявшую Милдред, мигом забыла все, кроме ненависти, прищурилась, злобно улыбнулась и проговорила: — Прошу меня извинить. Я должна ответить на твой вопрос. Твой муж посылает меня по делу.
Милдред не шевельнулась:
— Что за дело?
Полин улыбнулась пошире:
— Ему нужна Дорис.
Несколько мгновений царило молчание, потом Милдред сказала:
— Ладно, милочка. Не возражаю. — Шагнула в сторону, освободив путь к двери. — Давай. Веди Дорис.
Полин перестала улыбаться, вытаращила глаза, потом вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Кэссиди пошел к койке, сел на край, закурил сигарету. При первой длинной затяжке услышал очередной затянувшийся громовой удар. Взглянул в окно, увидел первые капли. Потом капель стало больше, они падали чаще и чаще, шумели громче, а потом начался настоящий потоп.
Прозвучал голос Милдред:
— По-моему, она не приведет Дорис. Надо быть сумасшедшей, чтоб выйти в такой дождь. Смотри, как льет.
Он не отводил глаз от окна, глядя на хлещущий поток дождя. Потом так же хлестко, раскатисто, со всей силой сказал:
— Не знаю, зачем ты здесь, ведь я жду Дорис. Когда Дорис придет, я тебя вышвырну.
Глава 13
Он ждал от нее немедленного ответа, собравшись с силами, готовясь к бурной реакции. Но в комнате стояла тишина, казавшаяся страшней шума бури на улице. Через какое-то время послышалось звяканье бутылки о стакан. Оглянувшись от окна, он увидел, что Милдред сидит за столом.
Она от души налила себе выпить, удобно уселась с выпивкой и с сигаретой, чуть подавшись вперед, поставив круглые локти на стол, так что необъятная грудь торчала над столом, словно полка, зад выпятился, превратился в большую, нагло колышущуюся округлость, очень мощную, соразмерную с остальными деталями, бесстыдными, круглыми, соблазнительными.
Она знала, что Кэссиди на нее смотрит, и еще наклонилась вперед, слегка изогнувшись всем телом, выразительно демонстрируя тонкость талии в контрасте с огромными выпирающими округлостями сзади и спереди. Потом очень медленно подняла одну руку, глубоко запустила пальцы в густую массу черных волос, как бы играючи перебирала другой рукой вырез блузки. Пуговицы постепенно выскакивали из петель. Она еще чуть наклонилась, показывая массивную грудь, очень низко открытую, готовую выпрыгнуть из лифчика.
Кэссиди повернулся спиной, пошел к койке, встал над ней, глядя на смятое одеяло и слыша мягкое, почти неуловимое шуршание ткани. Шум бури за окном был не способен заглушить его: оно звучало в его ушах очень громко.
Кэссиди развернулся, направился к столу, не глядя на Милдред, устремив глаза на бутылку, стаканы и сигареты. Подойдя, налил выпить, услышал, как что-то мягкое шлепнулось на пол, взглянул и увидел ее блузку.
Опять отошел от стола, понес к койке выпивку и сигарету, сел на краешек лицом к двери. Поставил стакан с виски на пол, затянулся несколько раз сигаретой, потом медленно опустил руку к стакану, поднес его к губам, начал пить виски, услыхал металлический звук расстегиваемой “молнии” и пролил немного виски на подбородок.
Потом раздался наглый, решительный шелест скользящей по бедрам юбки. Грохочущий шум бури как бы утих, позволив господствовать звукам в комнате, потом снова усилился, снова стих. Кэссиди начал коситься в глубь комнаты, дернул головой, заставляя себя смотреть на дверь, на пол, на что угодно, кроме стола. И как раз в этот миг что-то алое промелькнуло перед глазами, упав на пол к его ногам.
Он взглянул. Ярко-алый был ее любимым цветом, и обычно она перекрашивала все нижнее белье в яркие, вызывающие оттенки пурпурного. Лоскут вискозы у его ног был необычайно ярким, как пламя. Пурпур резко ударил ему в глаза, он поморщился и крепко закусил губу. Перевел взгляд на стакан с виски в своей руке, и вдруг с виски что-то произошло. Оно стало ярко-алым.
Кэссиди встал и швырнул стакан с виски в дверь. Раздался звук бьющегося стекла, но совсем незначительный, ибо как раз в этот миг комнату сотряс удар грома.
Электрическая лампочка погасла.
Он вытаращил глаза в полной тьме, пытаясь сообразить, где лампочка. Может, надо ее подкрутить. Вытянул руку, махнул туда-сюда, не нащупал ни лампы, ни провода, опустил, отступил к центру комнаты, вцепился в крышку стола. Снова треснуло, громыхнуло, и вдруг свет загорелся.
Кэссиди стоял лицом к окну. Оно смахивало на причудливое зеркало из черного стекла, по которому бешено текли струи воды. Но на черном мокром фоне сияла какая-то белизна, а на белом мелькало что-то ярко-алое. Он вцепился в край стола, уставившись в окно и видя, как ярко-алое пятно движется. Оно поднялось, взлетело и исчезло.
Было слышно, как что-то упало на пол. Опустив глаза, он увидал на полу ярко-алый лифчик.
Его руки выпустили край стола. Он медленно пошел к кровати, приказывая себе забраться под одеяло, закрыть глаза, постараться заснуть, лег и начал натягивать одеяло на ноги, потом на плечи. В центре комнаты раздался звук скребущего по полу дерева, как будто отодвигали стул.
Кэссиди сбросил одеяло с койки, свесил ноги и стал подниматься, но увидел перед собой такое, от чего моргнул и свалился назад на постель. Его словно ударили в грудь кузнечным молотом.
Он увидел стоявшую в центре комнаты Милдред. На ней были туфли, чулки, ярко-алый пояс. Руки лежали на округлых бедрах. Высоко вздымалась обнаженная грудь с точно нацеленными на него сосками.
— Иди сюда, — сказала Милдред.
Он попробовал отвести глаза и не смог.
— Иди сюда, — повторила она. — Я хочу тебе кое-что сказать.
Ее голос был полнозвучным, густым, мягким, как сливочная ириска. Она улыбнулась, шагнула к нему.
— Отойди, — сказал он.
— В чем дело? — беспечно спросила она сливочным голосом. — Разве тебе не нравится то, что ты видишь?
— Я видел это раньше.
Она подняла руки к грудям, обхватила, продемонстрировав их полноту и тяжесть:
— Они сейчас тяжелее, чем раньше.
— Дешевая шлюха, — задохнулся он.
— Да ты посмотри.
— Знаешь, что я сделаю? Я...
— Ну давай, посмотри.
Это не трудно, сказал он себе. Надо только не думать о том, что он видит, надо думать о ней как о гадине.
Он прилег на кровать, опершись локтями, оценивающе наклонил голову и признал:
— Что ж, неплохо.
Позволил себе выразить взглядом то, что собирался сказать.
Взгляд стал жестоким.
— Можем как-нибудь встретиться. Сколько берешь?
Дошло до нее или нет, она пропустила это мимо ушей. Не сказала ни слова. Сделала к нему еще шаг.
На скулах Кэссиди заиграли желваки.
— По-моему, не стоит тебя обзывать. Наверно, надо двинуть тебе хорошенько.
Она сочно, соблазнительно улыбнулась, оттопырив поблескивающую нижнюю губу, и возразила:
— Ты этого не сделаешь.
Потом как бы взлетела, не быстро, но все же внезапно, не грубо, но все же настойчиво, бросилась, обняла за шею, села к нему на колени. Прижалась ко рту губами, полными, влажными, бархатными и теплыми, становившимися все теплее. Потом стало очень тепло, а потом горячо.
Он услышал пронзительный шепот:
— Ты еще хочешь ту, другую женщину?
Очень-очень медленно, но с могучим напором она всем телом прижималась к нему, ее руки лежали на его щеках, целующие губы разжигали огонь, пальцы двинулись к вискам, ерошили волосы, щекотали, ласкали.
— Ты еще хочешь Дорис?
Она уже совсем повалила его на одеяло. Он поднял глаза, увидел в ее глазах черное пламя, понял вдруг, что обнимает ее, и велел себе прекратить и заставить ее прекратить. Попытался отдернуть руки, они не послушались, но потом обхватили ее за талию, сбросили, однако не совсем. Ее губы, прижатые к его губам, что-то сделали, отчего он перестал двигаться и вроде бы обезумел.