По мере того как Ионафан говорил, Элиав, Аминадав и Самма снимали с младшего брата воинские доспехи. И вот он снова, в чем пришел. Крепкий, загорелый, грязный, и непреклонный.
— Но с нами Бог Живой!
Царский сын нахмурился. Он хотел сказать: почему же ни в чем не сказывается, то, что Бог с нами?! Он хотел сказать это, но вовремя сообразил, что ему не к лицу такие речи. Негоже наследнику сомневаться в предназначенном наследстве. Негоже спрашивать, где же он? про Бога, Бог пребывает всегда. Ионафан отвернулся и пошел к царскому шатру. Это выглядело так, будто он разочаровался в пастухе, не желает более тратить на него слов. И все, кто стоял рядом, именно так и подумали. Эхананан же, наоборот, почувствовал, что он победил в этот момент царского сына.
— Теперь же и пойду к НЕМУ и убью ЕГО. — Твердо сказал он.
В ответ он услышал даже не презрительный смех, а оскорбительные возгласы. Этот пастух–выскочка очень злил бывалых воинов. Эта злость не испугала Эхананана и не смутила. Она успокоила его. Он посмотрел исподлобья на тех, кто стоял вокруг него плотным кольцом. Рты отверсты, руки воздеты. Были слышны крики, но не было слышно слов. Нельзя было понять, они проклинают его, или приветствуют. Не одно ли это и то же, подумал он, и удивился, что так подумал. А потом сразу же пошел на человеческую стену. И стена расступилась, не переставая при этом кричать. Толпа некоторое время следовала за Эханананом, редея и вытягиваясь клином вниз по склону холма. Наконец клин этот остановился, от острия отделилась одна капля и покатилась далее. Голый по пояс юноша с пастушеской палкой в руке.
Во вражеском лагере его тоже заметили. Филистимляне, выбежали во множестве за ограду лагеря и расположились на своем склоне как на трибуне.
Эхананан не оглядывался и не поднимал глаз, он смотрел на шатер в тени дерева. Он шел не прямо на него, он брал чуть левее, но делал это не от нерешительности. Он давал ЕМУ возможность услышать шум Израиля и филистимлян. Эхананан хотел, чтобы поединок был честным и открытым. На глазах у всех.
Ступая по мягкой, юной травке он вышел на берег ручья, рассекавшего дно долины.
Белый шатер молчал, но было ясно, что он не пуст. Эхананан остановился шагах в двадцати от него. Край солнца выплыл над смоковницей и свет хлынул в лицо пастуха. Шум левого и правого холма стих, только голос струящейся воды у левой ноги был слышен теперь.
Шатер безмолвствовал, но Эхананан понимал, что выкликать никого не надо. Там в шатре известно, что противник явился.
Солнце уже по пояс высвободилось из древесной кроны, и теперь уже не только слепило, но и обжигало.
Эхананан встал на одно колено и наклонился над водой, собираясь напиться, и освежить чело. И в этот момент услышал как холм слева от него, и холм справа, вздохнули. Пастух скосил взгляд и увидел в проеме шатра ЕГО. Пот кипел у юноши в бровях, и натекал в глаза, отчего фигура противника была искаженной и сверкающей. Эхананан опустил руку на дно ручья и взял со дна камень величиной с крупный лимон. И медленно выпрямился во весь рост. Хозяин шатра не пошевелился. Пот по–прежнему заливал глаза Эхананану, но он все же смог несколько яснее рассмотреть ЕГО. Это был высокий, но не громадный мужчина средних лет, с волосами до плеч и черной бородой, уложенной кольцами по сирийской моде. Облачен он был в белый хитон, на запястьях горели браслеты. И ОН улыбался. И дружелюбно, и с превосходством. Эхананан почувствовал, что человек этот хорош и светел. Но вместо того, чтобы шагнуть ЕМУ навстречу и поприветствовать, пастух изо всех сил сжал в ладони камень, добытый с ручейного дна.
И тут в воздухе разлился цветочный мед и Эхананан почувствовал приятный холод на щеках и немного в душе. Это ОН сказал.
— Меня зовут Голиаф. Ты утолил жажду тела, юноша, войди ко мне, и я утолю жажду души твоей.
Эхананан вытер пот рукою, но видеть лучше не стал.
— Подойди же ко мне.
И тут пастух понял, что уже начал подчиняться этому голосу и скоро подчиниться совсем.
— Что же стоишь, приблизься!
Эхананан остался на месте.
— Я не буду тебе петь, я не буду тебе играть.
Эхананан не шевельнулся.
— Я предскажу тебе, кем ты станешь.
— Я стану тем, кто победит тебя.
Хозяин шатра тихо засмеялся.
— Ты знаешь слишком мало. Войди в мой шатер и ты узнаешь такое, о чем даже и помышлять не мог.
— Если я убью тебя, этого будет довольно.
— Если ты убьешь меня, ты вечно будешь мучить себя вопросом — зачем я не выслушал его? Что ты теряешь, войди в шатер. И потом, как же ты убьешь меня, разве палкой, но ведь я же не собака.