— А вы не считаете, что можно представить дело так, как если бы у Бурназеля имелись личные мотивы распроститься с жизнью? Не принизит ли это его образ?
Все трое собрались у него в кабинете. Семийон только что присоединился к ним. Он ест сэндвич.
— Не обращайте на меня внимания, ребятки. С утра некогда было пожрать.
Не переставая жевать свою ветчину, он задумывается и с полным ртом изрекает:
— Не слабо, старичок. Согласен — героизм заключается в том, чтобы умереть по мотивам, которые не являются личными. Но ты спросишь меня, кому нынче это по плечу? Разве что камикадзе, готовому пырнуть себя кинжалом за идею, хотя она и выше его понимания. Так вот, для меня это фанатизм. Фанатик — такой тип, который, проявляя героизм, получает свою долю личного удовлетворения!
— Выходит, — уточняет Сильвен, — вы не верите в самоотверженность?
— Нет. Если бы она существовала, было бы кому рассказывать истории рыцарей «Круглого стола», которые нынче годятся только для детей.
— Я тоже их люблю, — бормочет Сильвен, вздохнув с облегчением.
— Тогда поехали дальше, — предлагает Семийон.
Он встает, стряхивает крошки, прилипшие к брюкам, обходит письменный стол и приглашает Сильвена уступить ему свое место.
— Сначала мне нужно кое-что вам объяснить, — говорит он. — У меня уже давно есть своя теория, но она продолжает работать. Поскольку мы ведем речь об историях, я спрашиваю вас, а что такое история? Заткнись, Мадлен. Я обращаюсь с вопросом к Сильвену.
— Ну как же, — отвечает тот. — История — это рассказ, а что же еще?
— Садись, двойка. Ты не смыслишь в этом ни бельмеса. Чтобы история состоялась, твой персонаж, то есть ты сам, — главный герой. Правильно я говорю? Так вот, он должен натолкнуться на препятствие. Препятствие — вот что движет историей. Не веришь — возьми любой роман, любую пьесу. «Британик»[23] или там «Бубурош».[24] Эта теория находит себе подтверждение на каждом шагу. Ты либо убираешь препятствие со своего пути — пример тому Нерон, отравивший Британика, — либо препятствие не дает тебе вздохнуть — случай с Бубурошем. Я называю это коллизией.
— И что дает эта ваша теория Бурназелю?
— Тут я пас. Для того мы и собрались, чтобы это обмозговать. Первое, что пришло мне в голову, — у нашего героя мог быть карточный долг, вот вам пример препятствия. Не имея возможности его оплатить, он ввязывается в опасную кампанию и расплачивается собственной жизнью. Видишь, несмышленыш, на первый случай это сгодится.
— Именно про это вы и хотите рассказать? — спрашивает Сильвен сценариста.
— Нет, — протестует тот. — Мы не собираемся делать роман в фотографиях. Мы просто хотели вас приободрить. Покуда у нас нет под рукой ничего, кроме главного героя — Бурназеля (назовите его как угодно). Семийон стремится вам доказать, что, танцуя от этой печки, можно построить законченный сценарий, используя прием наплывов.
— Прием коллизий, — поправляет его Семийон. — Проблема в том, что нам неизвестно, какое препятствие не смог бы преодолеть Бурназель.
— А что, если правдоподобного препятствия не существуете?
— Тогда не остается ничего иного, как вернуться к отправной точке, — терпеливо объясняет Семийон, — и сделать Бурназеля оасовцем.[25]
Он раскатисто смеется.
— Ха! Ха! Мой цыпленочек. И кто останется при этом в дураках? Сильвен.
Глянув на часы, он вскакивает:
— Черт! Опять меня оштрафуют. К счастью, транспортные расходы оплачивает Медье. Продолжайте без меня. До завтра.
Они по-приятельски тузят друг друга.
Семийон насвистывает за дверью. С его уходом Мадлену и Сильвену больше нечего друг другу сказать. Только что они чувствовали уверенность. Теперь они во власти сомнений.
— Будь бы только у нас имя взамен Бурназеля, — вздыхает Мадлен. — Что ни говори, а историческое имя впечатляет.
Они ищут подсказку по путеводителю Мишлена… Департамент Дордонь… Носель?.. Не фонтан. Савиньяк? Не пойдет — оно ассоциируется с капитаном Фракассом. Марколес?
— Не звучит, — замечает Мадлен. — Это надо признать.
Имя Бурназель вызывает совсем иные ассоциации.
— Нашел, — кричит Сильвен. — Ламезьер!
Они жуют это имя, пробуют на вкус, осязают языком и губами. Да, Ламезьер, пожалуй, подойдет.
— Может быть, оно звучит недостаточно благородно, — замечает Мадлен. — Отдает нотариусом.
— Или сельским врачом, — отмечает Сильвен.
23
Британик — герой одноименной трагедии Жана Расина (1669 г.) — сын римского императора Тиберия и Мессалины.
24
Бубурош — герой одноименной пьесы французского драматурга и писателя Жоржа Куртелина (1858–1929).
25
ОАС — Организация Алжирского сопротивления в годы войны Алжира с Францией.