Он прислушался, стараясь уловить звуки шагов наверху, стоны, но тишину нарушал только ветер, бьющийся о ставни. Клери подошел к лестнице, тщетно напрягая слух. «Что она там делает?» — совсем тихо произнес он. Он прикинул, что необходимо посвятить во все Мофранов и Жюссомов. Это уже много. Может, Жюссомов и необязательно. Они живут чуть поодаль, в своем домишке, и наверняка не различали, где Жулиу, а где Патрис, когда Амалия гуляла с детьми в парке. Мофраны, те не спутают. Но они целиком преданы Ирен и ни за что не проговорятся. И все же! Игра еще далеко не сыграна. А если полицейские обнаружат, что их обманули…
Клери прикурил сигарету от непогашенной. «Я действую честно, — повторял он сам себе. — И сделаю все, чтобы спасти Жулиу. Но не разоряться же нам. Никто не может от меня этого потребовать». И подумал, что ему наверняка придется заложить имение или продать ферму, потому что с лошадьми он ни за что не расстанется.
Откуда пришла беда? Вероятно, это конюх, которого прогнали. Видимо, тут не обошлось без мести. И мести изощренной. Ведь так несложно было, например, поджечь конюшни. Или застрелить его самого, почему бы и нет, когда ранним утром, слегка пришпорив Мордашку, он манежным галопом скачет в Заячий лес. Но нет. Требовалось, чтобы он страдал. «Ну так я страдаю, черт побери! Но из-за этой несчастной Амалии!»
Вдруг наверху, заплакал ребенок, и вскоре Азалия и Ирен появились на площадке лестницы. Амалия держала Патриса на руках. Она машинально укачивала его и, похоже, еще не вполне проснулась.
— Пусть он замолчит, — распорядился Клери. — Ничего же не слышно.
Ирен взяла Патриса, и он разревелся еще пуще. Мальчик совсем зашелся в крике, ручки его конвульсивно сжались в кулачки, маленьким беззубым ротиком он ловил воздух.
— Вы же прекрасно видите, что он не хочет идти ко мне, — сказала Ирен.
Амалия подхватила ребенка с материнской нежностью.
— Ай-ай-ай… — проговорила она. — Да, да, сейчас попьем… и будем очень послушными.
Она спускалась по лестнице, воркуя над ухом младенца и нашептывая ему нежные слова.
«Черт возьми, — подумал Клери. — Она ничего не поняла».
Когда Ирен оказалась рядом с ним, он прошептал:
— Вы сказали ей?
Ирен раздраженно пожала плечами.
— Разумеется.
— И это так слабо на нее подействовало? Вы не сумели ей всего объяснить.
— Я такая несуразная. Слава Богу, что вы здесь.
Она потащила Амалию в гостиную и усадила ее рядом с собой на диван. Задремавший было ребенок снова заревел. Тогда Амалия распахнула халат, расстегнула ночную рубашку и обнажила такую белоснежную грудь, что ее хотелось потрогать. Сосок она вложила в ротик ребенка, и он, мгновенно успокоившись, принялся сосать; ручонкой, похожей на маленькую звездочку, он пытался еще ближе притянуть к себе знакомый шар.
— Мсье Бебе хотел пить, — объяснила Амалия.
Клери смотрел на нее с уважением.
— Амалия, — прошептал он, — вы знаете, почему вас разбудили?
Чтобы не беспокоить Патриса, она ответила только глазами. И посмотрела на Клери.
— У меня хотели его отнять, — сказала она, глянув на малыша с нежностью, взбесившей Ирен.
— Но похитили вашего ребенка, — сказал Клери.
— Они очень быстро поймут, что ошиблись, — спокойно ответила Амалия. — Мсье достаточно сказать правду.
— Вот именно! — начал Клери.
И замолк, не понимая теперь, как быть с этим слепым доверием, которое она ему выказывала. Она должна была плакать, кричать, а она сидит перед ним, почти ни о чем не просит и смотрит на него с той слепой верой простодушных людей, с какой они доверяются своему святому заступнику.
— Именно, — повторил он. — Мне не поверят. Ну-ка, Амалия, расскажите нам, как прошел вечер. Когда мы уходили, вы умывали детей. Что было потом?
— Потом, — сказала она, — я их уложила. Но мсье Бебе плакал. Зубки его мучают. Я его покачала. А в конце концов взяла к себе в постель.
— А Жулиу? Где он был?
— В своей кроватке, конечно.
— А его кроватка в детской?
— Да, мсье Бебе заснул, но я не хотела его тревожить. И оставила у себя.
— Никакого шума вы не слышали?
— Нет. Я немного устала и уснула следом, спала, пока мадам меня не разбудила.
— Таким образом, — заключил Клери, — тип, который проник в вашу спальню, подумал, что вы прижимаете к себе собственного сына. Кто бы не ошибся? Он ведь не знал, что, когда нас нет, вы спите в комнате, смежной с детской, и для удобства ставите кроватку своего сына рядом с колыбелькой Патриса.
— Да что вы так привязались к Амалии, — вскричала Ирен. — Она же все это знает.