– Короче говоря, она выкарабкается, – сказал Шаван.
Медсестра задержала на нем взгляд, глаза ее, похоже, улыбались не часто.
– Полной уверенности нет, – сказала она. – В данный момент она впала в кому.
От этого слова, такого же ядовитого, как «рак» или «инфаркт», у Шавана защемило сердце.
– Завтра проведут новые исследования, – продолжила сестра. – Не исключены осложнения. Доктор пока держит свое мнение при себе.
– Какие именно осложнения?
– Ну, знаете… Мозг мог пострадать сильнее, чем предполагают.
– А эта кома – она длится долго?
Медсестра кивнула. Взгляд ее смягчился.
– Иногда неделями, месяцами… Ничего нельзя загадывать. Но будем уповать на лучшее. Все мы надеемся, что вскоре возвратим вашу жену, но, повторяю, в данный момент предсказать что-либо определенное невозможно.
Шавану не оставалось ничего иного, как смириться и уйти.
– Эта кома, – пробормотал он, – в чем она проявляется? Может ли моя жена двигаться? Если я с ней заговорю, она меня услышит?
– Приходите опять завтра, после полудня… или даже перед обедом, после процедур, – терпеливо ответила медсестра. – Доктор вам все скажет.
Она кивнула в знак прощания и бесшумно удалилась. Неужели Люсьена обречена? Но эта женщина сказала, что есть надежда. Кома… Нет, она преувеличивает. Кома продолжается несколько дней, возможно – несколько недель, после чего больной, очнувшись, как правило, выздоравливает. Шаван силился припомнить какие-нибудь примеры. Он слышал разговор о служащем вокзала в Ницце, на которого наехал велосипедист. Вот он тоже впал в кому, но ненадолго. Нет! Люсьена выкарабкается.
Шаван вернулся домой на метро. Усталость воздействовала на него как алкоголь, и он испытывал странное облегчение при одной мысли, что снова вступит во владение своей квартирой, один, без нужды спрашивать: «Что новенького?» Первое, что ему надлежало сделать, это позвонить Людовику, который, возможно, еще и не ложился. Он продумал все объяснения, необходимые для оправдания своего идиотского письма, с которого все и пошло-поехало. Людовик встанет на сторону Люсьены. Дядя всегда оказывал ей предпочтение.
Проходя по комнатам, Шаван зажигал одну лампу за другой, швырнул свой чемоданчик на кровать и поискал глазами толстую книгу. В спальне ее не оказалось. Значит, она в столовой? Да. Лежит себе рядом с телевизором. Шаван открыл ее. Письмо все еще заменяло закладку. «Мадам Люсьене Шаван». Конверт не вскрыт.
Шаван вертел его и так и этак. Его письмо утратило всякий смысл. Коль скоро Люсьена его не прочитала, зачем же ей понадобилось в три часа ночи ехать на бульвар Мальзерб? Он вскрыл конверт и для большей уверенности извлек листок… «Дорогая Люсьена…» За обращением следовал текст, над которым он так долго корпел. Чистая потеря времени! Шаван злобно разорвал свое письмо в клочки и швырнул их в пепельницу, полную окурков. На этот раз причина аварии становилась совершенно необъяснимой. Может, Люсьене кто-то позвонил по телефону? Но кто бы это мог быть? Она ни с кем не вела знакомства. Едва ли обменивалась парой слов с соседями. Шаван посмотрел на часы. Половина первого. Людовик станет ворчать. Ну и пусть. Шаван набрал его номер: звонки долго оставались без ответа. Наконец-то трубку сняли.
– Алло!.. Крестный, это ты? Извини, если я тебя разбудил.
– Ясно-понятно, ты меня разбудил, – брюзжал Людовик. – Тебе известно, который час?..
– Я звоню по поводу Люсьены. Она попала в аварию. Находится в коматозном состоянии, лежит в Ларибуазьере.
– В коматозном состоянии, говоришь?
– И оно может продлиться дни, недели…
– Что ты плетешь?
– К сожалению, это сущая правда. Меня известили еще в Ницце, и я прямо с Лионского вокзала отправился в больницу. Она ехала в машине и врезалась в фонарный столб. Мозговая травма и несколько царапин.
– Когда же это случилось?
– Прошлой ночью… На бульваре Мальзерб… в три часа.
– То есть как это в три часа?.. Ты хочешь сказать, в три часа ночи?
– Да. Я думал, может, ты мне объяснишь…
– Никакого понятия, бедняжка Поль. Я совершенно ошарашен… Ты виделся с лечащим врачом?
– Нет. Только с дежурной медсестрой. В настоящий момент Люсьена, похоже, вне опасности.
– Я полагаю, визиты к ней запрещены?
– Ну, не для близких родственников! Я рассчитываю увидеть ее завтра. Хотя бы на минутку, но, понимаешь, все это так невероятно… Я все еще задаюсь вопросом, а нет ли тут какого-нибудь недоразумения; в самом деле она ли это угодила в больницу? С чего бы это ей выходить из дому среди ночи?