– Мсье?
Шаван поспешил представиться:
– Шаван… Поль Шаван… Я пришел к вам по поводу картины, которую вы приобрели в галерее Берже.
Лицо Массикота просветлело.
– Вы говорите о «Портрете Лейлы»?
– Совершенно верно. Я готов у вас ее перекупить.
– Вы коллекционер?
– Нет… Но этот портрет мне многое напоминает.
Массикот подтолкнул Шавану через круглый столик на одной ножке шкатулку с сигарами. Теперь на его лице читалась досада.
«Это он! – думал Шаван. – Сомнений нет, это он». И оттолкнул шкатулку.
– У вас есть особая причина, по которой эта картина вам дорога? – спросил Шаван.
– Да.
– Быть может, эта женщина – одна из ваших приятельниц?
– О нет! Видит бог! – вскричал Массикот. – Я даже не желаю знать, кто она такая.
– В таком случае, – сказал Шаван, захваченный этим ответом врасплох, – возможно, мы смогли бы договориться.
Массикот взял Шавана по-свойски за руку.
– Пойдемте, я кое-что вам покажу.
Он повлек Шавана через богатейшую библиотеку и открыл дверь со сложным замком.
– Милости прошу, господин Шаван, в мою картинную галерею.
Он нажал на кнопку, и стеклянные шары под потолком осветились. Длинная комната без мебели, но со множеством картин на стенах. Единственное окно в конце помещения закрывали металлические ставни.
– Меня интересуют только современные художники, – продолжил Массикот. – Смотрите. Держу пари, что вам не знакомо ни одно из представленных тут имен.
Удивляясь все больше и больше, Шаван шел впереди хозяина. Время от времени Массикот останавливался перед каким-нибудь полотном.
– Это Кнехт… Это Верхеге… Цена на него растет… Этот Михно стоил мне тридцать тысяч, а сейчас, если бы я решился его продавать…
– Вы и сами художник?
– Ничего подобного. Но у меня есть это!
И он ущипнул себя за нос.
– Я редко ошибаюсь. Живопись для меня – вложение капитала. Возьмите Борелли. Я уверен, что очень скоро цена на него взлетит… В особенности на Борелли последнего периода. Публика начинает уставать от подобных абстракций…
И он указал на картину, напоминающую японский флаг.
– Это Гизони. Если вас интересует, могу уступить. Всего сто пятьдесят тысяч! Шутка! Просто когда у тебя есть толика художественного чутья… Ведь живопись еще и лучшее вложение денег. Вот почему я не стану продавать вам портрет этой дамы. Лет так через десять – тогда пожалуйста. Когда она утроится в цене. Сожалею, мсье. Но живопись и чувство смешивать не рекомендуется.
Массикот посмотрел на изящные золотые часы, которые не вязались с его волосатым запястьем.
– Прошу извинения. У меня назначено свидание.
Шаван холодно распрощался с коллекционером. К кому обратиться теперь, чтобы разузнать больше? Его гнев улегся. На сердце, как на улице: пусто и мрачно. Он пошел в буфет при Лионском вокзале съесть на обед сэндвич. Здесь, по крайней мере, он был по-настоящему «у себя». У него мелькнуло желание пройтись по платформе вдоль поезда до вагона-ресторана, чтобы пожать руку товарищам. Но это было бы слишком грустно. Он выпил два кофе, съел порцию клубничного мороженого и, смирившись, вернулся домой. Он вытянулся на кровати, чтобы все хорошенько обдумать, и тут же забылся сном.
Идея посетила его при пробуждении. Пусть и не слишком оригинальная, но в той пустыне, в какой он блуждал, она могла стать ориентиром. Шаван открыл телефонный ежегодник на фамилию Борелли. Борелли… Сите Фроншо. Полистав план Парижа, установил местоположение Сите Фроншо – рядышком с площадью Пигаль. Полчаса на метро. Следует ли предварительно звонить? Но вопрос еще – на кого нападешь. Осталась ли у покойного семья? К тому же Шаван еще не знал, на какой предлог ему удобнее сослаться. Тот, какой пришел ему в голову по дороге, был не бог весть что.
Однажды он познакомился в «Мистрале» с пассажиром – колонистом, возвращавшимся из Конго. После десяти лет отсутствия во Франции тот диву давался всему подряд. «Для человека из глухомани, как я, вы себе просто не представляете, сколько тут изменений к лучшему». Шаван легко мог вообразить себя в роли человека из глухомани. Накануне он случайно забрел в галерею Берже и наткнулся на портрет Лейлы. Обалдеть! Десять лет назад он был довольно близко знаком с молодой женщиной и даже собирался на ней жениться, да вот подвернулась поездка в колонию. Он был бы просто счастлив сейчас приобрести что-нибудь на память о Лейле. За отсутствием портрета, который уже продан, он бы удовольствовался простым эскизом. Честное слово, его история звучала вполне правдоподобно. Главное заключалось в том, чтобы с кем-то поговорить, возбудить любопытство. Немножко удачи – и сам черт ему не помеха что-нибудь разузнать о Лейле.