Болван! Усы! Как будто у Гамлета были усы! Сильвен вырывает себя из блаженного оцепенения, которое все еще сковывает его поясницу, ноги. Он выпрямляется в кресле. Парикмахер стоит за его спиной, сосредоточенно, с серьезным лицом изучая свою работу в зеркале.
«Хватит с меня, – внезапно раздражаясь, говорит себе Сильвен. – Кино закончилось».
Только перед глазами умирающего за один миг проходит вся жизнь. Достаточно пустяка, промелькнувшего образа. Сильвену слышится голос режиссера: «Готовы?.. Тогда поехали!» Юпитеры ослепляют… Нечеткие силуэты… Человек приближается, едва различимый по пояс, как тореадор перед очередным пассом, но только у этого в руках полураскрытая пасть хлопушки.
– «Красное и черное». Дубль седьмой.
– Отлично. Вы настоящий художник, мсье Робер, – бормочет Сильвен.
Сильвен поднимается с кресла, сбрасывает пеньюар. Робер проводит щеткой по его плечам, спине, напоминая ему последний момент перед уходом в школу. Мама тоже напоследок проходилась щеткой по его курточке, прежде чем встать к окну, чтобы проводить глазами до угла.
– Погодите, – просит мсье Робер. – Не двигайтесь.
Достав из нагрудного кармана блузы ножницы, которые соседствуют там со щеткой и расческой, он нацеливается на строптивый волосок, приметный лишь ему одному, чтобы точным щелчком отсечь, потом смахивает его тыльной стороной ладони.
– Вы сияете, как небесное светило, – заявляет он, просияв и сам. – А скоро мы увидим вас на экране? – Робер наклоняется, оглядывается вокруг и прикрывает рот ладонью. – Знаете, мсье Дорель, клиентки волнуются. Не далее как вчера тут происходил такой разговор: «Разве Сильвен Дорель оставил кинематограф? Что-то его не видно на экране. Какая жалость!»
– Правда? Прямо так и сказали? Ну что же, отвечайте, что не пройдет и полгода… Впрочем, нет. Ничего не говорите.
– Совершенно секретно, – рассмеявшись, шепчет Робер. – Вас понял. Ведь стоит неосторожно проболтаться, и считай, прожект лопнул. Но со мной вам бояться нечего.
Сильвен расплачивается, насаживает на нос солнцезащитные очки, долго смотрится в зеркало.
– Не забудьте свой дипломат, – спохватился парикмахер. Он протягивает Сильвену плоский чемоданчик и с миной чревоугодника добавляет: – Вот уж, наверное, повидал он в своем брюхе немало сценариев! Ну что ж, хорошего вам денечка, мсье Дорель.
«Хорошего денечка», – думал Сильвен, направляясь в сторону Одеона[12]. Как будто ему еще можно ожидать хороших дней!
Десять часов. Рановато, пожалуй. Но Тельма – давний друг. Уж ей-то известно, что такое депрессия день за днем, медленное угасание надежды.
Сильвен следует по улице Карт-Ван. Тельма не нуждается в именной табличке – ее и так знают в мире шоу-бизнеса и политики. Она сама открывает дверь, еще в домашнем халате, и грозит Сильвену пальцем:
– Не могли позвонить? Как нелюбезно с вашей стороны заявиться без предупреждения.
Тельма проводит его в приемную. Серые шторы, серый ковер, кожаные кресла, круглый стол из мореного дуба. Чувствуется, что к ясновидению тут относятся вполне серьезно. Возраст ее определить трудно, так сильно она накрашена. Глаза тоже серые, а волосы подсиненные.
– Садитесь… Итак, что происходит? Дайте руку. Подвиньтесь поближе.
Два кресла стоят рядом. Тельма берет руку Сильвена – не так, как врач, а нежно и осторожно, как будто имеет дело со слепым.
– Давайте, Сильвен. Расслабьтесь.
Тельма умолкает, чуть прикрывает веки, и Сильвен уже не смеет дышать.
– Вокруг вас какая-то суета, – бормочет ясновидящая.
Пауза. Тельма прислушивается к движению теней внутри себя.
– Да. Суета. Вы боретесь… Натыкаетесь на преграды… Все это, похоже, плохо кончится… Вокруг вас кровь.
– Но… буду ли я сниматься? – тихо спрашивает Сильвен.
– Похоже… да… все как в тумане, очень запутанно… Вас окружают враги… возможно, это актеры. Я вижу брюнета. Вы ему угрожаете… И потом я вижу вас – вас с окровавленными руками… Ах! Мне это не нравится.
– А не происходит ли все это в фильме? Если, конечно, мне еще суждено сниматься.
– Вполне возможно.
– Вы уверены, что я буду сниматься?
– Я говорю вам то, что вижу… На письменном столе лежит книга, и вы с кем-то ссоритесь… Пока все. Извините меня, Сильвен, но я не хочу переутомляться спозаранок. Сегодня у меня приемный день, будет много народу.
– Но вы не сообщили мне ничего определенного. В последний раз вы сказали, что я окружен огнями. И даже уточнили, что это похоже на блики вспышек фоторепортеров.