Ну вот. Она разревелась. Сильвену хочется шмякнуть трубку, не слышать больше об этом злосчастном Николя.
– Ты еще будешь попрекать меня вторым замужеством, – бормочет мама. – А ведь без Эмиля мне было не дать тебе такого блестящего образования.
Это мы уже слышали. Сильвен сухо говорит:
– Он в могиле. И пусть земля ему будет пухом. Что касается Николя, что прикажешь мне делать?
– У тебя такие обширные связи.
– Что толку! – взрывается он. – Я и сам никак не могу вернуться в строй. Николя – бездарь. Бренчит на гитаре, думает, что он – Джанго Рейнгардт, и объедает тебя. Вот!
– О, Сильвен!
– Что – Сильвен? Это же сущая правда. Он только и умеет, что жить за твой счет. И за мой, если бы сумел. Знаю я таких молодчиков. Заруби себе на носу: я отказываюсь принимать участие в его судьбе. Он меня не интересует.
Сильвен швыряет трубку. Он сыт этими стенаниями по горло. Бедная старуха! Старое воспитание. Елейные речи. Она гордилась мужем-провизором, его клиентурой из высшего общества. И вот оккупация, подполье, беглые посещения каких-то подозрительных личностей. А в довершение ко всему – необъяснимое самоубийство мужа. Она так и не уразумела, что бывают самоубийства из чести.
Сильвен приоткрывает тайничок письменного стола, где хранятся вещи, оставшиеся после отца. Они навевают грусть. Револьвер соседствует с медалью за участие в движении Сопротивления. Несколько пожелтевших от времени газетных вырезок. Семейный музей Сильвена. Никто не вправе совать сюда нос. Когда его мама вторично вышла замуж, ему было семнадцать. Она сказала ему: «Забери все это с моих глаз… Мне неловко хранить эти вещи…» Сильвен никогда не простил матери этих слов. Вторично она вышла за книготорговца. В сущности, вся ее жизнь прошла за кассой. Микстуры или романы – какая разница. Главное – выдать сдачу.
Сильвену не забыть ожесточенных споров с этой посредственной личностью, претендовавшей стать заменой отцу. «Без него мне бы не поставить тебя на ноги», – сказала мать. Чушь собачья! Он встал на ноги и жил вне семейного очага. Сам подготовился к экзаменам в консерваторию. А потом ему помог Франсуа Перье[17]. И все же ему пришлось натерпеться нужды.
Сильвен призадумался над всем этим. Он злоупотребляет сигаретами – чего доброго, зубы пожелтеют. И мало занимается гимнастикой. Внешний вид для него – хлеб насущный. И снова обрывки мыслей о матери. Сильвена клонит ко сну. Он никогда не был счастлив, исключая моменты, когда фильмы с его участием выходили на экран и он видел очереди у касс кинотеатров. Или же когда знакомился со статистическими сводками в журнале «Фильм Франсэ»: 200 тысяч зрителей… 300 тысяч… 500 тысяч. Друзья прочили ему кассовый успех: «Вам ничего не стоит преодолеть миллионный рубеж!» Вот тогда его жизнь была цветущим садом.
Сильвен с трудом покидает кресло. Зевает. Идет в ванную и рассматривает себя в зеркале, кончиками пальцев приглаживая волосы над ушами. Почему же все-таки звонил Николя? Наверное, хотел попросить денег. Но в основном он домогается их не впрямую, а через мать. К счастью, фамилия Николя не Дорель, а Белями. И люди, как правило, не знают, что у него есть сводный брат. Сильвен никогда о нем не упоминает.
И вдруг телефонный звонок. Сильвен передергивает плечами. Очередной зануда, или кто-то ошибся номером. Не спеша, доказывая самому себе, что отныне ничего не ждет и запрещает себе волноваться по этому поводу, он возвращается в кабинет и снимает трубку.
– Это ты, котенок? – спрашивает Марилен.
– Конечно, – ворчит он. – А кто же еще?
– Похоже, ты чем-то недоволен.
– Голова побаливает… А как ты? Откуда звонишь?
– Со студии. И это еще не конец. Черт-те что! Трубим без остановки с самого утра. Я валюсь с ног. Что новенького дома?
– Ничего… Ах да. Я болтал с Мерсье. Он рассказал мне об одном проекте. «Черные одежды» – это тебе о чем-то говорит?
– Дай подумать. Вроде бы я что-то читала в таком духе, но очень давно. Что-то в жанре плаща и шпаги, да?
– Да, что-то наподобие. Похоже, из этого сделают телесериал.
– Скажи на милость. А ведь могло бы получиться интересно. Ступай и скорее купи книжку. Ева в курсе?
– Не думаю.
– Ах она такая-сякая! Ей все подавай на блюдечке. А как Тельма – ты виделся с ней?
– Да.
– Но что с тобой сегодня? Приходится тянуть из тебя каждое слово.
– Тельма… В ее речах, как всегда, намешано и хорошее и плохое. Она видит вокруг меня кровь.
17
Франсуа Перье (1919–2002) – видный французский актер театра и кино, театральный деятель, лауреат многих премий, в 1951–1965 гг. – директор театра «Мишодьев».