Улыбка в сторону Марилен, которая ловит каждое слово Медье на лету.
– Разумеется, – допускает Медье, – речь не о том, чтобы шокировать публику, тем не менее, – его пальцы как бы продираются вперед, имитируя юркого зверька, – раз надо, так надо. Хороший сценарист – и мы решим эту проблему запросто.
Официант меняет приборы.
– В хороших сценаристах нехватки нет, – продолжает Медье. – Я бы, например, не возражал против Жана Эрмана, не лишенного чувства юмора. Юморок необходим в любом сюжете.
Пока официант обносит следующим блюдом, Ева самым непринужденным тоном задает вопрос, который гложет всех троих:
– Само собой, вы подбираете исполнителей согласно литературному сценарию?
Медье кивает, задумчиво пробуя розовое вино, и наконец выдавливает из себя:
– На сей счет у нас небольшая проблема.
Он смотрит прямо в глаза Сильвену, который съеживается при мысли: «Так и есть. Сорвалось».
– Джузеппе, – продолжает Медье, – лучше, если вы узнаете об этом прямо сейчас, неравнодушен к Даниелю Марсьялю, с которым уже работал в фильме Дзино Мукьели. Серия «Б», ничего особенного, но Джузеппе задолжал ему, и эта роль стала бы хорошим средством расплатиться.
– Даниель наверняка об этом долге и думать забыл, – заявляет Марилен.
– Вы с ним знакомы?
– Марилен – бывшая жена Марсьяля, – поясняет Ева.
– Ах! Извините! – восклицает Медье. – Мне следовало бы навести справки. Я еще новичок в кинобизнесе. До этого занимался импортом-экспортом и чаще пребывал в самолете, нежели в Париже. Но раз уж речь зашла о распределении ролей, я очень хотел бы заполучить вас, Сильвен. Вы позволите мне звать вас по имени?
– Ради бога, – отвечает Сильвен, просияв.
– Я очень высоко ценю ваши картины. Ваш Шопен бесподобен.
– На роль Вертера, – произносит Ева, – более подходящего актера вам не сыскать.
– Охотно верю вам, – отвечает Медье. – И потом, откровенность за откровенность. Если я стану вечно уступать Вильгельму и Джузеппе, они сожрут меня с потрохами. Джузеппе очень мил, но чересчур тянет одеяло на себя. Ладно! Все это пока немного абстрактно… И я не могу твердо обещать вам эту роль. Сначала нам предстоит выбрать Шарлотту. Она – важнейший персонаж, не правда ли?
Сильвен придерживается совершенно иного мнения, однако кивает в знак согласия.
– Вот если бы нам удалось заполучить Юппер, – бормочет Медье, который, оттолкнув тарелку, набивает трубку.
Воспользовавшись паузой, Ева подсказывает:
– По-прежнему не исключена возможность пристроить и Марилен?
– Никаких проблем! – подтверждает Медье.
Возможно, они и не пришли к договоренности ни по одному вопросу, но все четверо наслаждаются этим моментом сговора, который венчает обед, затеянный для установления контакта между киношниками. Десерт. Кофе. Ликеры. Они перебирают имена возможных сценаристов. Буланже? А почему бы и нет? Он дорого берет, но если желаешь получить потрясающий текст… Был бы неплох также Жюллиан. О нем забывают, а ведь у него богатое воображение.
– Может, – замечает Медье, – я недостаточно задержал ваше внимание на том, что мы не намерены делать исторический фильм. Вертер – герой вне времени. Как и Манон. А ведь Клузо[24], не колеблясь, поставил «Манон», героиня которого вышла из войны и немецкой оккупации.
– Вы откажетесь от костюмов той эпохи? – спрашивает Сильвен.
– Не задумываясь. У вас имеются возражения?
– Никаких, – спешит заверить его Сильвен. – Просто хотел подчеркнуть, что между костюмами и чувствами существует глубокая связь.
– Справедливое замечание, – признает Медье. – В самом деле, нам следует это учесть. Давайте вскоре повидаемся опять. Я не намерен тянуть резину. Мне хотелось бы приступить к съемкам в сентябре. А сейчас мне надо бежать.
Он встает. Обмен рукопожатиями. Очень рад познакомиться. Созвонимся. В суматохе Ева шепчет Сильвену:
– Мой бедный друг, мы не продвинулись ни на йоту.
«Созвонимся» – излюбленное выражение тех, кому уже нечего сказать друг другу. Сильвен пребывает в тревоге. Он дважды пытается связаться с Медье. Женский голос, мелодичный и скорбный, как голос по репродуктору в аэропорту, отвечает, что господин Медье в Риме, в Лондоне… Какого хрена ему делать в Лондоне! Сильвен вне себя. Уж не водит ли Медье его за нос? Что за дурацкая профессия! Знать бы еще, откуда он взялся, этот Медье. Начать с того, что его зовут не Медье. Ева навела справки. У нее повсюду таинственные осведомители. Ее агентство – своего рода ЦРУ в миниатюре, которое пустило глубокие корни в киношном мире. Оказывается, настоящее имя Медье – Сэмюэл Баллок, по происхождению американец, его отец жертва маккартизма, обосновался в Париже. Единственный фильм, какой он выпустил, создан по оригинальному сценарию, автор которого, вопреки слухам, вовсе даже не Чейз, а безвестный писатель, его первоначальное название «Утопленник пускает пузыри» прокатчики восприняли без особого восторга, и фильм выпустили на экраны как «Берегись! Ограбление!». Успех незначительный, кассовые сборы мизерные. Гангстерские фильмы уже не котируются! Вот почему, явно шарахаясь из одной крайности в другую, Медье и взбрела в голову мысль о «Вертере».
24
Анри Жорж Клузо – французский кинорежиссер. «Дьяволицы» – его экранизация романа Буало-Нарсежака «Та, которой не стало».