Приставляет обтянутую скользким латексом пульсирующую головку к растянутому пальцами входу, надавливает и плавно входит в неё под задыхающийся сладкий протяжный стон.
Толчки один за одним выталкивают изо рта Весты стоны, услаждающие слух мужчины. Заболоцкий, нависнув над ней, сдавливает растопыренными пальцами нежные бедра и вбивается в девушку с упорством оголодавшего зверя. Сколько ночей он мечтал вновь ощутить в своих руках эту строптивую девчушку, услышать её сладкие стоны от того, что Игорь делает с ней.
Горячо, много, вкусно…
То, что надо.
Белая спина, быстро покрывшаяся мурашками и местами поблёскивающим на свету потом, манила мужчину к себе: погладить, поцеловать, прикусить тонкую кожу. Но скользнув рукой по тазобедренной кости на перёд, оглаживает подушечками пальцев гладкий лобок и скользит ниже, к раздвинутым и не просто влажным, а мокрым половым губам, нащупывая упругое маленькое уплотнение и по тому, как её ножки крупно дернулись, задрожав, он нашёл то, что надо. Поглаживает круговыми движениями, в меру и, не перебарщивая, надавливает.
Чернова под ним дрожит и просит ни в коем случае не прерываться, потому что совсем близко… Еще немного. Игорь готов поспорить, что она прикрыла глаза, в ожидании желанной разрядки. Она не пыталась себя сдерживать, она хочет этого и прямо сейчас. Чтоб с головой накрыло.
Один из особо резких толчков сталкивает её за эту грань, за которой волшебное ничто и приятная звенящая пустота в голове. Игорь над ней, кажется, матерится сквозь сжатые зубы, потому что Веста сдавливает его внутри едва ли не болезненно и даже когда обмякает под ним расслабленно, двигаться в ней всё еще затруднительно, для пульсирующего и чувствительного органа.
Вытянув руки на столешнице, Чернова, тяжело дыша, прислоняется щекой в приятно — прохладному дереву. Её совершенно не волнует, что в ней еще двигаются, вбиваются так глубоко, что дыхание перехватывает. Она ловит от этого приятные отголоски оргазма.
Игорю понадобилось еще пару минут, чтобы тоже сорваться в эту пучину удовольствия и последующего опустошения… Заболоцкий замирает глубоко внутри неё и с глухим стоном кончает.
Не спешит покидать приятной горячей тесноты и, наклонившись, таки касается выпирающих лопаток поочерёдно губами. И как же здорово.
Здорово сидеть спустя минут пять на краю собственного стола и любоваться расслабленной девушкой в собственном кожаном кресле. Чернова лишь рубашку обратно на плечи натянула и пару пуговиц косо застегнула из предпоследних. Босые голые ножки, носочками упирающиеся в металлическую ножку кресла на колёсике притягивают взгляд Игоря. Ровно, как и изящные пальчики, между которыми зажата тонкая сигарета.
— Всё ещё отказываешься признавать, что, между нами, что — то есть? — негромко, но вкрадчиво интересуется мужчина и право слово, оторвать от удовлетворенной миловидной мордашки взгляд выше его сил.
— Ничего нет, — упрямо, но спокойно отзывается Веста, и Игорь должен признать, что даже с лохматыми волосами, искусанными до красна губами, в измятой рубашке и синяках от крепких загребущих пальцев, она остаётся неприступной королевой ситуации. Просто неподражаема.
— Почему ты так боишься отношений? — негромко и будто отстраненно, больше про пустоты, чем у девушки интересуется Заболоцкий, отлипнув от стола и опустившись на согнутых ногах перед креслом.
— Я не боюсь, — отмахивается Чернова и затягивается, прислонившись затылком к высокой спинке кресла.
— А я думаю, что боишься, — мягко возражает мужчина, обхватив ладонями колени Черновой и разведя в стороны, протискивается ближе, а Веста, кажется, и не возражает.
— Я не хочу серьёзных отношений, — выдает девушка и давится на последнем слове дымом, потому что Игорь без предупреждения, небрежно откинув край рубашки, пропихивает в неё сразу три пальца. А смазки так чертовски много, её собственной, что входят как по маслу, плавно хоть и быстро.
— Иго-о-орь, — со стоном тянет Чернова, опустив свободную руку на его плечо и впивается ноготками в кожу через тонкую ткань.
— Серьёзных? — переспрашивает мужчина, любуясь её страдающей от удовольствия мордашкой и пальцы вгоняет глубже, до тихого чавкающего звука, шлепающей по влажной промежности ладони, — А если я предложу встречи без обязательств, ты согласишься?
— Зачем тебе это? — с трудом и уже не так спокойно, как до этого, буквально выталкивает из себя слова Чернова.
— Нравишься, — выдыхает горячим почти что шёпотом в её губы, — Хочу тебя.
Веста и скулит, и матерится, но все же Заболоцкий старался не зря, потому что за секунду до того, как девушку выгнуло дугой и затрясло в волнах накатывающего оргазма, она сказала ему: «Да». Сказала — это громко, конечно, сказано, скорее проскулила.
Довольный собой Игорь, издевательски — заботливо поправил её рубашку и, наклонившись вперед и обхватив невесомо пальцами подбородок девушки, оставил на её губах короткий лёгкий поцелуй, прежде чем забрать из непослушных пальцев истлевшую до фильтра сигарету и затушить в пепельнице, стоящей на краю стола.
Веста утешает себя мыслью, что маленькое поражение ещё ничего не значит, она отыграется… как-нибудь потом. А за окном как — то стремительно наступила ночь и снова накрапывает дождь, только стука капель даже не слышно, но очень хорошо слышно шум крови в ушах.
— Я снимаю квартиру буквально в двух кварталах отсюда, — сообщает с улыбкой Заболоцкий. А Черновой совершенно все равно. Ей бы ноги свои почувствовать и как — то натянуть на себя одежду.
В голове восхитительная пустота всю недолгую дорогу до квартиры Игоря. Веста откидывает голову на спинку кресла, остановившись у светофора. Впереди стоящая машина — Игоря, она залипает на жёлтом цвете мигающего поворотника, отражающегося в сотне прозрачных дождевых капель, усеявших глянцевый чёрный.
Сразу за поворотом жилой комплекс, в его дворы и ныряет бэха, скрывшись на миг в темноте арки. В таких дворах деревья, как клоны, до жути безопасные детские качели и почему — то нет ворчащих бабушек на лавках. Ах да, на кадастровую стоимость здешних квартир можно открыть бизнес, аренда тоже провоцирует вопросы из разряда: «Золотой унитаз?»; «Бриллиантовые обои?». Впрочем, у Черновой не было сил удивляться или задаваться этими самыми вопросами. Она остановилась на свободном парковочном месте и не успела даже отыскать свой телефон на переднем пассажирском, заглушив машину, как её дверь уже открыли, протянув руку.
— Малыш, — мягко зовёт мужчина и Чернова, вздрогнув, вспоминает, что искала телефон.
Отыскав оный, она берется за протянутую руку и выходит из машины, устало прикрывая на лице растерянность. Она не знает, что случилось в машине, будто задумалась и выпала на несколько секунд.
— Всё хорошо? — обеспокоенно уточняет Заболоцкий, изучая бледноватое лицо спутницы и, как назло, этих фонарей так много, что спрятаться в сумерках просто невозможно.
— Всё отлично, — отзывается девушка, активно рассматривая многоэтажки, на самом — то деле ни черта она не смотрела, лишь пробежалась по рыжим окнам беглым взглядом.
Если мужчина и хотел ещё что — то спросить, он не стал, покосившись на гуляющих по площадке и двору людей. Их хоть и немного, но привлекать внимание не хотелось, Заболоцкий и так подозревал, что его спутница шугалась многолюдности.
Квартира Черновой неожиданно понравилась несмотря на то, что была пустой и в холодной цветовой гамме. Ничего лишнего не раздражало глаз.
Самой оснащённой была кухня, но Веста равнодушно прошла мимо нее и гостиной с диваном и огромным шкафом, зато вот в спальню зашла. Кроме огромной заправленной кровати и тёмных тяжелых штор, больше комнате похвастать было нечем, как и всё остальное в квартире, она не отличалась заполненностью.
Бесшумно скользнувший за ней Игорь, с улыбкой проследил за девушкой, прошедшей к кровати и развернувшуюся к нему лицом. Веста без капли страха упала спиной назад, поперек кровати, оставив ноги стоять на полу. Усталость читалась на её расслабленном лице, но Веста вытянула перед собой руку, требуя, чтобы Игорь подошёл. И тот охотно поддаётся, обхватив с пугливой осторожностью узкое запястье — всё еще не верит своим глазам и не может воспринимать тонкие косточки девушки, как что — то очень крепкое и надёжное, но трогать хочется и очень. А Веста… А Веста страшно бы обиделась за то, что её тут хрустальной считают, но она еще не научилась читать мысли. Вторая удобно ложится на бедро, и Заболоцкий утыкается лицом между её плечом и подбородком.