Надо воспринимать жизнь как компромисс. Ведь она не глупая романтичная девчонка, чтобы желать невозможного.
— Сэмюэл, ты здесь?
— Сэмюэл? — В хриплом голосе Алисы прозвучало облегчение. — Да он двое суток от тебя не отходит.
Конечно, он не мог отойти, когда она в опасности.
— Сэмюэл, — повторила Эбигейл.
Муж ее наклонился над кроватью:
— У нас мальчик. Арбетнот говорит, он вполне здоровый, крепкий. Прислушайся. Слышишь, как он плачет?
Эбигейл вяло кивнула.
Врач сказал:
— Теперь пусть поспит.
— Пойду к ее величеству, — сказала Алиса. — Королева просила незамедлительно оповестить ее. Она очень обрадуется.
— Обо мне справлялись?..
— Королева требовала постоянно сообщать о твоем состоянии, — ответила Алиса. — Виконт Болинброк ежедневно присылал слугу.
— Милорд Оксфорд…
— Да брось ты, о твоем самочувствии беспокоится королева. Разве этого мало?
Значит, он не интересовался. Его совсем не беспокоило, что она могла легко умереть.
— И кроме того, — продолжала Алиса, — твой муж не спал и не ел с тех пор, как ты слегла.
Эбигейл улыбнулась и закрыла глаза.
«Разве этого мало?» — продолжали звучать у нее в ушах слова Алисы. На большее не может рассчитывать ни одна разумная женщина. Хватит глупостей. За последние несколько часов она поумнела. Жизнь с ее компромиссами стала драгоценной.
Сэмюэл наклонился к ней.
— Я слышал, ты хочешь назвать ребенка Робертом.
— Робертом! — в голосе ее прозвучало презрение. — Нет… пусть будет Сэмюэлом.
Она почувствовала, что муж доволен.
— Сэмюэлом Мэшемом, — повторила она. — Как и его отец.
Сара тосковала по Англии. Мучительно было видеть, как бедняга Маль жадно читает письма с родины, вспоминать о лугах возле Холиуэлла, зелени виндзорских лесов, звуках английской речи.
В изгнании она не находила покоя. Была недовольна погодой, природой, людьми.
— В Англии совершенно не так! — постоянно восклицала герцогиня.
Утешало ее лишь то, что рядом находился Маль. Здоровье его ухудшилось, и он нуждался в уходе. Он тоже тосковал по дому, правда, не так остро, как она, хотя, как Сара сама признавала, причин на то у него было больше.
И она разражалась тирадами против неблагодарной страны, которая воспользовалась плодами его побед, а потом повернулась к нему спиной.
На континенте к Мальборо относились с почтением, не как в Англии. Здесь не забывали, что он великий полководец. Принц Евгений приезжал к ним во Франкфурт повидать герцога и воздать ему почести. Сара угрюмо заметила, что королева не сделала этого.
Она ждала все новых вестей из Англии. Узнав, что королева привязалась к герцогине Сомерсетской, злобно расхохоталась.
— Приятно слышать, что новая подруга ближе ей по положению, чем та, имя которой даже не хочется произносить.
Однако не проходило и дня, чтобы Сара не заводила речь про Эбигейл. В каждом разговоре она рассказывала, как вытащила эту гнусную тварь из грязи и какой неблагодарной оказалась вся ее семейка.
Взять Джона Хилла, братца этой Твари, она одевала этого оборвыша, кормила, отправила в школу. Уговаривала милорда Мальборо дать ему место в армии, и он уступил вопреки своему желанию. И как Джон Хилл отплатил ему за это благодеяние? Когда герцогу предъявили несправедливые обвинения, он, несмотря на болезнь, отправился выступить против главнокомандующего.
— Вот вам их благодарность! — восклицала Сара. — Слыхивали вы о чем-нибудь подобном?
Она говорила о том, что посвятила жизнь неблагодарной монархине, что ежедневно выслушивала пустопорожнюю болтовню, которая едва не свела ее с ума — и каков результат? Королева отвергла ее ради какой-то горничной. Лорд Мальборо снискал честь и славу своей стране; он спаситель Англии, и какая же досталась ему награда? Изгнание! Ему обещали выстроить дворец в Вудстоке, назвать его по месту величайшей в истории победы: «Бленхейм». И что же? Глупец по фамилии Ванбру — с которым она никогда не сходилась во вкусах — получил разрешение его проектировать; обещанных денег она не дождалась. И до хрипоты бранила неблагодарную страну, в которую мечтала вернуться.
— Лучше хижина в Англии, — временами говорила она, — чем дворец где бы то ни было за ее пределами.
И мучительно тосковала по родине.
Сара знала о ведущейся там борьбе и стремилась принять в ней участие. Во-первых, она любила находиться в центре событий, во-вторых, последствия смерти Анны могли оказаться чрезвычайно важными для нее и герцога.
Герцогиня знала, что сторонники Претендента стремятся возвести его на трон, и часами спорила с мужем, возможно ли перейти на сторону Якова. Герцог переписывался с курфюрстом и строил планы действий на случай внезапной смерти Анны.
На душе у них было тревожно. Эбигейл Мэшем якобитка, кипела от злости Сара, и при каждой возможности будет настраивать королеву против Георга. К тому же Анна сентиментальная дура и наверняка сочтет, что, назначив преемником единокровного брата, искупит все свои грехи.
— Наша единственная надежда — ее любовь к церкви, — заявила герцогиня. — Анна серьезно подумает, прежде чем передать трон католику.
Тем временем ей с Джоном приходилось довольствоваться переездами с места на место. Они слишком долго прожили во Франкфурте, затосковали и перебрались в Антверпен.
Там они получили весть о тяжелой утрате.
Элизабет, их третья дочь, скончалась от оспы. Это известие сразило Сару. Когда они покидали Англию, Элизабет была здорова, и этот удар в довершение ко всем их бедам был почти непереносим. Мальборо страдал еще сильнее жены. Он всегда был больше привязан к детям, чем она, и слег от горя. Сара находила какое-то утешение в уходе за ним, при своем властном характере она была хорошей сиделкой, если пациент полностью повиновался ей, а слабому Джону ничего другого не оставалось.
Сара сидела у его кровати, и они разговаривали о своей маленькой Элизабет. Теперь она казалась самой красивой и лучшей из всех детей.
— Помню, — сказала Сара, — как она стремилась замуж… а ей было всего пятнадцать. Я считала, что девочке надо еще подрасти, но она стояла на своем. Элизабет обожала Скрупа, он ее тоже… и неудивительно. Разумеется, их брак оказался удачным. Маль, это было всего одиннадцать лет назад. Двадцать шесть… слишком рано умирать в этом возрасте. Слишком.
Сара закрыла лицо руками и зарыдала, Джон попытался ее утешить. Ему нездоровилось, он, подобно супруге, тосковал по Англии. Жить вместе с семьей… возглавлять армию… обладать властью… копить деньги. Он желал многого, и многое могло бы принести ему какое-то утешение. То были поистине черные дни.
Видя его таким смятенным, Сара воскликнула:
— На том свете она наверняка счастливее, чем мы на этом!
Но они продолжали оплакивать свою красавицу Элизабет. И никакие вести из Англии не могли их утешить.
В Лондоне назревал кризис. В отношениях между Оксфордом и Болинброком был полный разлад. Здоровье королевы ухудшалось с каждым днем. Двор волновался. Велась переписка и с Ганновером, и с Сен-Жерменом.
Королева прислушивалась к обеим фавориткам — леди Мэшем и герцогине Сомерсетской, но временами не могла думать ни о чем, кроме своего самочувствия.
Оксфорд, не любивший принимать решения, вечно колебавшийся, не знал, как быть. Он переметнулся к вигам, но при этом старался задобрить тори. Имея сильных врагов, Харли был обречен, и Болинброк стремился разделаться с ним. Решения своих проблем граф Оксфорд искал в бутылке, а восстановить королеву против человека, который пошатывался в ее присутствии, то и дело позволял себе скабрезные, непочтительные замечания и нес чепуху заплетающимся языком, не составляло труда.
— Наш пьяный дракон вскоре будет убит, — сказала Эбигейл Болинброку.
Тот согласился. Они были союзниками, хотя любовниками, как рассчитывал Сент-Джон, не стали. Но его это мало трогало. Женщин, готовых делить с ним постель, было достаточно, сблизить его с королевой могла только леди Мэшем.