Почему-то хуже всего оказалось осознание того, что я могла остановить его. Так или иначе, позор. Либо терпеть его язык на своем клиторе, либо позволить его родителям узнать, чем мы занимались, чтобы они сочли меня шлюхой.
― Пожалуйста, пожалуйста, не надо, ― умоляла я его, но он не остановился.
Это было просто невероятно, как мало времени понадобилось на то, чтобы растаяла моя решимость. «Пожалуйста, нет», превратилось в «О Боже, не останавливайся!»
Когда он закончил, я так и осталась лежать на кровати, пока мои ноги все еще дрожали после сильнейшего оргазма. Они превратились в желе, и я ощущала себя слабой, словно окутанной дымкой от эйфории. Оргазм, из-за которого я не хотела попасть в ад. Парень посмотрел мне в глаза, с самодовольной ухмылкой на лице и с усмешкой произнес:
― Я же говорил, что тебе понравится. Что ты скажешь теперь?
― Благодарю тебя, ― это была шутка, о которой знали только мы. Раньше в ней никогда не проскальзывало сексуального подтекста. Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем я смогла остановить их, и отчасти оказались правдой.
Мы никогда не обсуждали с ним этот инцидент после случившегося, и он никогда не принуждал меня к этому снова. Ему не пришлось. Я не предоставила ему такую возможность, потому что все стало слишком запутанным. Я уверена, что глубоко внутри, он действительно считал, что не сделал ничего плохого, так как лихо заставил мое тело обернуться против меня. В конце концов, мне это понравилось. Все это отвратительное действие, от начала до конца.
Сочетание страха и беспомощности, включающие в себя нереальное удовольствие, и в конечном счете капитуляцию. После этого, я месяцами мастурбировала вспоминая это событие. Прошло несколько лет, прежде чем я смогла рассказать об этом подруге.
Она настаивала, что это ни чем не отличается от изнасилования. Мне кажется, что она была права, но я никогда не рассматривала случившееся в таком ключе. По каким-то причинам, у меня никогда не было такого ощущения. Я справилась с этим. Было что-то особенное в том, что я оказалась беспомощной и, пожалуй, это была единственная вещь, которая меня оправдывала. Со временем ко мне пришло чувство стыда, но не потому что я была изнасилована, а потому что не ощущала себя травмированной из-за того, что со мной сделали. Ведь иногда, я все еще ласкала себя, думая о нем.
***
Я думала, что он оставил меня в покое, но потом услышала, как по полу заскрежетал еще один металлический стул. Его тяжелый вес приземлился на сидение, и похититель что-то положил на стол. Мое дыхание сбилось.
Спустя несколько мгновений моих губ коснулась ложка. Я открыла рот, и теплый куриный суп с лапшой скользнул мне в горло. Любимое блюдо. Ох, какая сладкая ирония. Я не волновалась, что он отравит меня. Зачем ему это?
Накачать меня наркотиками было удобно для транспортировки. Он держал меня там, где ему хотелось, и это место без сомнения являлось каким-то жутким подвалом со звукоизоляцией. Я услышала, как мой похититель закинул в суп сухари, прежде чем запихнул мне в рот очередную порцию еды. Я даже не осознавала, насколько голодной была. Примитивный страх, как правило, отбивает чувство голода.
После второй ложки, его рука начала мягко поглаживать мою грудь через одежду. Я напряглась и отстранилась. Он не накричал на меня и не ударил. Похититель просто поставил тарелку на стол и поднялся на ноги. А потом, его шаги начали отдаляться в том направлении, откуда он пришел.
Так это была та самая игра, в которую он играл? Либо я соглашусь на его прикосновения, либо он заморит меня голодом до смерти? Я где-то слышала, что это весьма жестокий способ убийства, хуже него только утопление или удушье. И эти вещи все еще могут оказаться в меню. Чуть позже.
― Прошу... вернись.
Я ненавидела себя за эти слова. Ненавидела себя настолько, что если бы мои руки были свободны, а рядом лежала бритва, я прижала бы лезвие к своей коже и истекла бы кровью прямо у него на глазах.
И все же я торговалась, в надежде попытаться умаслить похитителя, чтобы он не причинил мне боли больше, чем мог бы. Он в свою очередь, проявит ко мне немного заботы, сделает полностью зависимой от себя и вуаля... у меня мгновенно разовьется Стокгольмский синдром.
Я перестала слышать звук его шагов, но он по-прежнему был молчалив, впрочем, ничего нового. Через мгновение, мужчина вернулся и сел на стул.