Глава 2
Однажды, я где-то читала о том, что преступники проводят что-то вроде интервью со своими потенциальными жертвами, чтобы они могли понять, стоит ли рисковать ради предполагаемой добычи. Конечно, они не называют это интервью, это скорее психолого-психиатрический анализ портрета личности.
Я задавалась вопросом, допрашивал ли он меня. Всем известно, что каждый месяц я выступала на нескольких встречах. Был ли он на одной из них? Отводил ли меня в сторонку? Задавал ли мне очаровательные, обезоруживающие вопросы? Сравнивала ли я себя с ягненком? Или с Красной Шапочкой?
Я не знала. Но я наверняка бы запомнила эти глаза. И даже если бы я не видела в нем хищника, коим он и являлся, я бы все равно обратила на него внимание благодаря его внешности. Я бы пошла на ужин с этим мужчиной? Если бы в его взгляде было чуть меньше холода?
Я задавалась вопросами, как долго он наблюдал за мной, и насколько легким я сделала это для него. Проявила ли я небрежность, не закрыв дверной замок, пока думала, что за мной никто не следит, чем облегчила ему задачу? Проникал ли он ко мне домой, рылся ли в моем нижнем белье? Составил ли он, в конце концов, список всех моих вещей в шкафах?
У меня было много времени подумать обо всем этом, но не той первой ночью. После того, как я осталась одна в камере, я перенеслась в царство Морфея. Я чувствовала, что наркотики все еще циркулировали в моей крови, поэтому, несмотря на обстоятельства, это оказалось не так уж и сложно.
Мне снился ланч, на котором были я и он. Мы смотрели друг на друга, и он флиртовал со мной. Я не запомнила, кокетничала ли с ним в ответ.
Когда я проснулась, мне потребовалось несколько минут, чтобы отделить фантазии от реальности. Очнуться в камере оказалось настоящим кошмаром. Сон был таким правдоподобным. Цвета, звуки и запахи, настолько реальные и яркие, что я не смогла припомнить, встречалось ли мне подобное наяву. Я впитывала их, чтобы запомнить, потому что догадывалась, что это будут единственные ощущения, которые останутся доступными в ближайшее время.
В камере поддерживалась стабильная температура; никогда не было слишком жарко или слишком холодно. На потолке имелся вентиляционный люк, но он располагался слишком высоко, чтобы дотянуться до него даже стоя на пальцах ног или подпрыгивая. Я простояла под ним несколько дней подряд, ожидая каких-то температурных изменений или чего-то подобного.
Здесь все было слишком постоянным. Вентиляционное отверстие существовало только лишь для того, чтобы посмеяться надо мной и указать на то, чего я больше не смогу ощутить ― поток свежего воздуха, окутывающий мое лицо.
Второй день представлял из себя то, что можно было бы назвать рутиной. Я бодрствовала и расхаживала туда-сюда. Отчасти это было из-за того, что я понятия не имела, что меня ждет. От этого мужчины зависело, умру ли я от его рук или буду жить, а он даже не выразил свою угрозу в словах, чтобы я смогла ее проанализировать.
Я пришла к выводу, что так и было задумано. Если он какое-то время следил за мной, то точно знал, как я жажду социального взаимодействия. Поговорить со мной означало дать мне то, в чем он хотел меня ограничить. С какой целью, я не понимала. Если его намерением было свести меня с ума, то этот план выглядел беспроигрышным.
Так что уже на второй день, я обратила внимание на свет. Он не был ярким или очень тусклым; это было равномерное приглушенное освещение, которое тянулось по всему потолку комнаты. Оно напоминало флуоресцентное, но не дотягивало до него по яркости. Возможно, это были люминисцентные лампы, которые слегка потускнели. Я ничего не знала о психических заболеваниях людей, которые могли бы купить такие лампы и использовать их до тех пор, пока они не потускнеют до нужной степени, чтобы начать кого-то нервировать. Возможно, это было лишь плодом моего воображения, и я уже начала сходить с ума.
Наконец, я выдохлась настолько, что уселась в углу комнаты, подальше от выхода. Я подтянула ноги к груди, прижалась к ним подбородком и уставилась на дверь, будто ждала от нее подвох. Так и было. В итоге, она все равно откроется. Какая-то часть меня хотела этого, потому что тогда, независимо от того, что могло произойти, и что приготовила мне судьба, все могло закончиться.
Когда дверь открылась, я передумала, молча умоляя дать мне еще немного времени. Мое сердце так сильно билось о ребра, что я была уверена, оно вырвется наружу. Я дышала медленно и размеренно, пока пыталась удержать голову на одном уровне. Мне даже пришла в голову мысль со всех ног броситься к двери, но у меня не было ни единого шанса добраться до нее достаточно быстро.