«Только не говорите, что это часть моих сил», - мысленно хмыкнула я, поднимая глаза к небу. И вот тут-то у меня живот подвело сильнее лёгкого голода. Небосвод потемнел, и там, где, как я предполагала, и была цель Рио, собирались самые тёмные тучи. Кудрявые волны распространялись как круги на воде, пугая своей обширностью.
«Класс. Ещё дождик – и полный список обломов на день завершен!» - язвительность на радостях ковыряла во мне дыру, в то время как клубы облаков осветились изнутри искрами. Для того, что было вызвано естественными условиями, погода уж слишком переусердствовала с визуальными эффектами. Мне же приходилось шевелиться, чтобы не остаться не только без тепла, но и без дров на долгую ночь. Угли собрать, уйти под крышу, наломать побольше веток и не забыть вещи… Впопыхах я бросилась искать хоть что-то отдаленно напоминающее поднос или миску, чтобы собрать только-только разошедшийся огонёк, когда потемнело так, словно наступило полнейшее затмение. И всё бы ничего, если бы было видно звёздное небо, так нет же! - Всполохи молний в клубах туч, и снова неприятный пробирающий до макушки гром.
В непроглядном на земле мраке нереально было что-то разглядеть. Впору было кусать локти от досады, особенно когда небо до самой земли распорола наконец-то настоящая молния. Ветвистая, с мощным стволом, коснувшемся своей цели где-то совсем близко. В миг, когда произошла эта самая невероятная встреча Неба и Земли, мне показалось, что у меня замерло сердце. Через секунду я поняла – не показалось. Тело свело от напряжения. Я ощутила, будто мою душу спряли в одну довольно-таки толстую шерстяную нить и эту душу-нить натягивают лезвия чьих-то ножниц, настолько старых, что ржавых, но до сих пор острых, какими редко бывают новые. И эти ножницы добрались до нескольких нитей, которые с моей разделяет расстояние одного лёгкого вздоха. Первая нить уже поделена пополам, и бахрома на разрезе раскручивается шерстяным волчком… Отчего-то я ощутила странное разочарование и восторг полёта.
Щёлк!.. Распадается во вспышке новой молнии на лохматые волокна ещё одна нить. Её пропитала горькая морская соль и въедливых рыбный запах. А ещё запах горелой плоти, далёкий, будто из глубокого детства…
Ш-шкр… Лопается новая ниточка, хотя рядом просто снова ударяет молния. Я слышу отдалённый трест разряда и громовой хохот. И смех множества детей, призрачные трели ярких птах и их же игры в густых кронах деревьев…
Клац!.. Очередная молния и очередная ментальная нить. У меня к горлу подкатил ком от чувства, что прежде, чем перерезать, лезвие позволило шерстяной струне издать дребезжащий гул. Тот слишком знаком, как голос. А следом пришёл туманный образ шустрой девочки и знакомый запах чьего-то дома…
- Рио? – мне показалось, что белобрысая баба не просто коснулась меня, а потрепала по голове. Потрепала и убежала во вспышке нового разряда. Звук, последовавший за ним, оглушил меня на несколько минут. Кожей я ощущала последний разрез страшных ножниц, будто он происходил на моей спине, а за ними – будто на меня обрушиваются тёплые потоки воды, как они стекают, и земля жадно глотает влагу, как затягиваются шрамы на почве от долгой засухи…
Пять. Больше молнии не ныряли к городу, продолжая играть только высоко в облачном покрывале. Не было дождя, не было ни птиц, ни девочки, ни ожогов. Как не существовало больше пятерых, отправившихся к древним руинам, от которых остальные бегут дальше, чем видят. Не зная их, кроме Рио, я переживала тоску, в то время как меня от макушки до кончиков пальцев пробирала любовь. Странная, пугающая, всеобъемлющая любовь ко всему – к небу, к земле, ко всему живущему на этой земле и под этим небом. К травинкам и былинкам, деревьям, камням, рыбам и птицам. Зверью и людям, самым разным людям: жадным, отзывчивым и корыстолюбивым, грязным, голодным, оборванцам и высокородным гордецам. Мне казалось, что у меня для каждого есть что-то, что-то в подарок. Отчего-то мне они виделись глупыми детьми, которые играют во взрослых, порой не по-детски решая судьбы даже не одного кого-то, а целого народа. Я не испытывала брезгливости к больному, как не ощущала и жалости, желая преподнести спокойствия от переживаний. Жадный вызывал у меня приступ мысленного смеха, и его хотелось как раз жалеть как того, у кого в своё время не было ничего. Голодного было желание накормить и развеселить, плачущего – выслушать и приободрить…
От прилива странных эмоций очень хотелось отряхнуться как извалявшему в грязи псу. Эх, твою мать, «землю – крестьянам!»… Разве можно быть таким наивным простофилей? Много ли пройдёт времени, прежде, чем тебя настолько втопчут в землю, что позабудут о твоём существовании? Идиотизм!..