– Это... правда долгая история. Я бы хотел объяснить вам, но боюсь, что мои слова лишь укрепят вашу неприязнь. Я был огорчён новостями. Я понимаю вас, вы видите в подобных поступках мерзость. Насколько бы мы с вами не отличались, но в этом наши взгляды сходятся: это не выглядит для нас абсолютным злом, но внушает опасение и тревогу. Наши мёртвые всегда были для нас неприкосновенны. Мы с почтением предаём их огню земли, до этого сохраняя тело как можно дольше, чтобы каждый мог с усопшим попрощаться. Я... я подозреваю, что все её поступки проистекают вовсе не из сиюминутных порывов. Она всегда была рассудительной, вдумчивой. Если она так решила, значит, на то была причина. По крайней мере, – окончил гном, – я хочу в это верить.
Феоллин мог бы из услышанного развить тему, поднять вопрос о границах, о дозволенном и недозволенном. Что хуже, думал он, поступать зло потому, что глаза заволокло гневом, или потому, что так велит холодный рассудок? Он спрашивал себя и не мог ответить на этот вопрос. Легенды его народа были полны трагических событий, но принять жестокость было проще, если герой прошлого был охвачен яростью, но позже раскаивался в содеянном. Но что говорить о том, кто творит зверства на трезвую голову?
– Не важно, – всё же решил он, – чем именно руководствуется живая душа. Положим, она необходима своей родине. Она полезна, она служит правящей семье. Но это не изменит того, что это существо оказывает немалое влияние на потомков владык. К чему это может привести, вы осознаёте? Властительница прислушается к вашим словам, расскажите, чем такой приближённый может грозить её детям.
– Я пришёл сюда именно за тем, чтобы увидеть Шазнарг. Поговорить с ней, понять. Я ведь помню её совсем крохой... Возможно, я пристрастен. И Ратмур, в таком случае, – тоже. Шазнарг быстро сдружилась с наследником, они ведь одногодки. Наш прошлый правитель любил её, маленькую, сделал её частью своей семьи, поэтому настоятельно рекомендую вам не говорить ни слова, ни полслова о Шазнарг нашей госпоже. Из правительницы она сделается матерью, защищающей ещё одно дитя. Не надо, не рискуйте. Ратмур страшна в гневе.
– И это на пороге большой войны! – не выдержал Феоллин. Он с досадой хлопнул по каменной плите лестнице, он боялся представить, во что могут вылиться будущие переговоры, когда владыкам эльфов и людей предстанут такие властители. А ведь он только было решил, что всё пройдёт хорошо!
– Позволю дать вам совет, поэт. Мне кажется, вы можете сыграть не последнюю роль в том, как ваши государи будут воспринимать нас, наш Каэм ду Кха. Поэтому я попрошу вас с этого момента быть наблюдательным и спокойным. Забудьте о том, что видели и слышали раньше, попробуйте посмотреть на всё новым взглядом.
– К чему это?
– Вы хотели понять нас, помните? Понимание многое проясняет. Вы молоды, я знаю, но постарайтесь сделать так, как я вас прошу. Обещайте мне попробовать, поэт.
– Я опасаюсь давать слово, если не уверен в том, что сдержу его.
Мидарг вдруг улыбнулся. Усмехнулся скорее, но так по-доброму. В его глазах вспыхнула лукавинка.
– Я не прошу вас о том, чтобы вы непременно поняли. Я прошу вас только о попытке.
– Хорошо. Я обещаю, Мидарг.
Шаги и голоса смутили его. Он слышал детское щебетание и мужской голос. Но шёл будто лишь один. Феоллин не стал дожидаться, когда увидит идущих во дворец, он сразу поднялся.
– Мне кажется, сюда идут. И я думаю, что вас, Мидарг, ожидает новая встреча, а меня – новое знакомство.
Бывало, конечно, что он ошибался. Но в большинстве своих предчувствий он был уверен. Так случилось и на этот раз.
Феоллин полагал, что познакомится с наследником, с любимым старшим братом Диерги, с тем, кто почти всю свою сознательную жизнь провёл бок о бок с... ней. Те шаги, что он слышал, были шагами наследника. Он первый показался под ажурным потолком залы, держа на руках свою весёлую сестричку. Если о девочке можно было сказать, что она не слишком походила на свою мать, то Дангри не походил на неё вовсе. Типичную низкорослость гномов он унаследовал, видимо, от отца, и был значительно ниже обычного человека. Его кожа была очень светлой, а волосы – рыжими, но светлыми, в них играл свет не красного пламени, но раннего солнца. Наследник улыбался, глядя на Диергу. А вот шаги второго гнома эльф не слышал. Он окаменел, когда увидел за плечом светловолосого гнома Шазнарг. Что там говорил Мидарг? Кровь их рода? О да. Вот кто хотя бы внешне походил на Ратмур, хоть и не был её кровным ребёнком. Но Шазнарг была выше, чем даже правительница. Она не казалась внушительной, плечи её не были широки, руки под рукавами не бурились мышцами, но вот взгляд... Феоллин только увидел их страшное мерцание и подумал было, что окаменел. В очень тёмных белках сияли две луны. Они были двумя светлыми серебристыми пятнали во тьме, горели ярче, чем ночное светило.