Торговцы подняли головы, немо взирая на удивительное подземное освещение. Едва только пальцами не показывали вверх, но их проводник, ведущий, человек с невыразительным лицом и скукой в глазах, всё прояснил. Никто не разжигал костров, и единственное, о чём гномы беспокоились: течение огненной крови земли. В горах били ледяные ключи, образовывались чистейшие озёра, лились водопады в формировавшиеся веками лазуритовые чаши, но вместе с этими реками под землёй лился жидкий огонь, лава, которую гномы покорили. Они так приспособились к жизни в горе, достигли особой искусности в изменении того, что их окружало, что сами потоки неостывающей массы теперь лились там, куда их направил это народ. Тот, что освещал Гранитный город – один из таких, а прозрачный камень, жила Гирх Мурта – удивительнейший материал, жаростойкий, прочный, твёрдый. Его даже не обрабатывали, оставили в том же состоянии, в котором и нашли. Феоллин с удивлением слушал о том, что в момент нового переселения обнаружившие Гирх сразу подумали о том, чтобы заставить огненную реку совершить петлю и осветить вырубленный внизу зал. Теперь оставалось следить за тем, чтобы лава и дальше продолжила течь так, как и было задумано мастерами-архитекторами. Но даже видя столь невероятное творение, ему было нелегко представить себе этих самых архитекторов. Они казались чудотворцами.
А вот что это за переезд… Об этом их ведущий рассказал с явной неохотой и мало, но рассказал. Когда приходит срок, гномы из одной части горы переходят в другую. Это случается нечасто, но в строго отведённое время. Только так гора может восстановиться, наращивая изрубленные слои, заживая, словно рана, покрывающаяся твёрдой коркой. После того, как покинутые залы и переходы вот так зарастут, их начинают заново обрабатывать, чтобы переселиться и не мешать земле восстанавливать силы. Это казалось… умным и удивительным решением.
Начался новый путь. И он так отличался от тех дорог, что остались в недалёком прошлом эльфа: нет грязи под ногами, нет дождя или палящего солнца, нет диких зверей, нет разбойников и бандитов. Когда люди не могли продолжать путь, и их одолевал сон, он покидал подземные залы, служившие постоялыми дворами под землёй. Эльф брал карты Геаду и бродил по гномьей стране, находил озёра и те самые удивительные сады, в существование которых сомневался ранее. Воздух там всегда был влажным, мягкий мох под ногами легко прогибался и затем вновь восстанавливал форму, по стенам и колоннам, естественно образовавшимся, ползли вверх светлые гибкие ветки. Малочисленная листва сверкала в свете огней, как блестит отполированная грань драгоценного камня. Светильники из цветного стекла наполняли всё вокруг своими чудесным тихим светом. Скоро он так привык к такому освещению, что едва поэт оказался на склоне горы, под сумрачным небом, глаза полоснула боль. Всё это время они поднимались вверх, к одной из вершин, вдруг понял он. И так же понял, что неприветливыми затворниками гномы не были. По ночам они выходили в свои горные леса, любовались звёздами с вырубленных в скалах балконов, прогуливались по вытоптанным тропкам.
Он пел на рассвете, сидя под пожелтевшими лиственницами, и его песни слушали. Иногда даже заговаривали и кланялись в знак уважения. Дети прибегали, издали услышав волшебный звон струн, улыбались, показывая невольно все свои клычки. Пугающая поначалу анатомическая особенность – два соседствующих друг с другом острых зуба, всего восемь во всей небольшой пока челюсти. Темнокожие, словно тёмная пыль въелась в их кожу, без растительности на лицах, крепенькие и счастливые. Они толпились вокруг него, щупали одежду, светлые волосы, уши. И это было тем, что помогло ему завоевать симпатию гномов: очень уж они любили своих детей. Поэтому он, всегда относившийся к детям с теплотой, снискал своим дружелюбием молчаливое одобрение и даже – помощь. Его угощали, приглашая за стол, ему помогали найти верную дорогу, если у него не выходило разобраться в многочисленных переходах. И весь этот путь от равнодушия к теплоте помогли преодолеть именно маленькие гномы. Феоллин ни разу не видел, чтобы на мальчика или на девочку кто-то повышал голос, не видел, что их гонят, чтобы не путались под ногами. Даже в кварталах ремесленников в мастерские дети заходили как к себе домой, а угрюмые лица взрослых тут же словно просветлялись, и мастера позволяли ребятам опробовать своё дело. Впрочем, особым почётом пользовались не только дети, гномы любили своих стариков, которых называли почтительным "сакху". Насколько успел понять Феоллин, это слово было равнозначно званию мудреца, хотя тот же самый мудрец переводился как "кихсет". Насколько же запутанный язык!