Иногда было тяжело, и обоз шёл совсем рядом с горячей лавовой кровью, но они поднимались выше, всё ближе были к столице, и тем яростнее был ветер на поверхности, тем ярче небесные светила, тем больше было снега. И он гулял под солнцем, дышал холодом, думал о том, насколько хорошо будет здесь, когда сюда ступит лучезарная Тамель'ин. Новый мир отвлёк его от переживаний о ней, но ненадолго.
Опять всю ночь он бродил среди хвойных деревьев, дыша удивительным воздухом высоты. Повалил снег, скоро должен проснуться Геаду, ведущий… Осталось совсем немного, торговцы скоро закончат своё путешествие, начнут осваиваться и вести свои дела. Что же тогда будет делать он? Плащ всколыхнул порыв ветра, перед глазами, совсем рядом, облака, застывшие у вершин. Феоллин собирался возвращаться в гору, но замер, услышав дрожащий и скрипучий голос. Гном сидел у обрыва на сером камне и напевал незатейливый мотив. Но он замолчал затем, чтобы сказать:
– Я рад встрече с вами, подойдите, создание юное, но уже известное своей музыкой.
Феоллину могло показаться, голос был глухим, а ветки над головой непрестанно трепал ветер. А даже если и не показалось, что значат эти слова? А вокруг не было ни души.
– Вы говорите обо мне, меня зовёте? Откуда вы знаете, что я именно тот, кому вы предлагаете своё общество? – эльф подошёл к камню, желая увидеть лицо старика. И увидел.
Гном перед ним казался крепким и полным сил из-за прямой спины, поднятой головы и тёмных волос. Конечно, гномы не седели, просто их кожа становилась столь же необычного тёмного оттенка, что и при рождении. Кожа его собеседника была почти чёрной. Лицо его напоминало маску, застывшую в спокойствии. Бороду старец смазал маслами, из-за чего она была гладкой и блестящей, глаза он подслеповато щурил. Феоллин видел: белки по цвету сливались с кожей, а пугающе светлая радужка темнела в центре своём тёмным зрачком.
– Говорю вам, несомненно. Я ещё не знаю вашего имени, но я узнал ваши песни. Ваши истории. Впрочем, это поправимо, вы, как я и сказал, очень юны.
– Вы не знаете моего имени, но знаете, что не так давно я хожу по земным дорогам. Как это? – эльф сел рядом, глядя вниз. Что над ним, что под – облака везде. Они как будто в небе. Какие забавные мысли: народ, который признан всеми как подземный, единственный, кто правда живёт в небесах.
– В этом как раз нет ничего удивительного. Будь вы старше, ваше имя знали бы многие. Если бы были ещё старше, вас бы знали все. Но пока многие знают только ваши песни.
– Знают и здесь?
– Как и везде. Кто-то знает, кому-то только предстоит узнать. Мне вот предстоит узнать ваше имя.
– Феоллин. Мои родичи дали мне второе имя, Литу Ранос, что-то вроде… как перевести эту игру слов? Призыв капели, пожалуй, самое верное. Как вы знаете, я бард. Родом с далёкого севера.
– Мидарг. О себе я не могу сказать многое. Я родом из огненных недр, где работал большую часть своей жизни в шахтах. Был рабом, ныне работаю каменщиком. Скоро прекращу своё существование.
От этих спокойных слов поэту стало не по себе.
– Рабом? В горах проходила гражданская война или?..
– Нет-нет, никогда такого не было. И не будет. Разве вы не знали, Феоллин? В Каэм ду Кха существует рабство, – гном повернул голову, и его зрачки чуть расширились. – Но не беспокойтесь, оно для нас полезно.
– Не беспокоиться? Это мне говорите вы? Мидарг, вы же сами были рабом, отчего такое суждение? Я вас совсем не понимаю.
Гном прикрыл глаза рукой. Жест вышел усталым.
– Это потому, что вы нас мало знаете. Знали бы, не удивились бы моим словам. Мне всё тяжелее даётся времяпрепровождение на поверхности. Вы не против вернуться?
Мидарг шёл в столицу, в центр Каэм ду Кха, в сосредоточие власти и могущества. Он принёс в душу эльфа надежду на то, что поэт приживётся при дворе, говорил, что к нему здесь будут относиться с большим уважением. Сам старик шёл пешком, как и многие гномы, не пользуясь даже приручёнными винторогими сернами, но двигался он так быстро, поражая своей выносливостью, что вскоре Феоллин принял решение распрощаться с Геаду. Он заверил торговца, что они ещё встретятся, и нагнав старого гнома, продолжил путь вместе с ним.
– Это старая легенда, – рассказывал поэт гному, – когда я родился, она уже существовала столетия. Её передавали из уст в уста. Когда земля не знала лета и была покрыта лишь снегами и льдами, а всюду – куда не кинь взор! – только белая снежная завеса. Но пробуждённое солнце, ставшее ярким и сильным, растопило и эти снега, и льды. Так появились озёра, реки и моря. Весна, новорожденная красавица, пришла и туда, где золотых лучей никогда и не было, где в небе вместе со звёздами вспыхивало сияние – торжество холода и мрака. Только они отступили перед ней и открыли Первых. Глубоко были спрятаны души эльфов, и их первые тела, но сквозь их волосы проросли травы, распустились первые цветы, а их аромат потревожил спящий. Тогда они проснулись, восстав из ледяного небытия, познали радость нагретой солнцем земли, увядания перед наступлением морозов, а затем снова – мёртвый белый сон.