— Елена Ивановна огорчится. Она привыкла к вам. Жаль, что хорошего всегда бывает мало. Едва привыкнешь к человеку, уже прощаться приходится. Но знайте, Катя, здесь вас всегда помнят и ждут...
Он не добавил больше ни слова. За него сказали глаза. Человек не смог сдержать грусть и, прощаясь, поцеловал Катьку в щеку, попросив:
— Не потеряйтесь, не забывайте нас...
Катька, садясь в такси, оглянулась, увидела Александра Степановича на балконе. Он махал ей рукой так, словно просил вернуться...
Едва вошла в квартиру, столкнулась с Евдокией Петровной. Та поздоровалась, натянуто улыбнулась и сказала:
— Будь женой и хозяйкой, мужчин надо любить, тогда получишь ответное. Только звери друг друга в когтях держат. Потому долго не живут вместе. Зубы и когти не для людей. Сыщите тепло в сердце...
Катька ничего не ответила. В этой семье, пережив много бед, она не верила никому.
Колька неожиданно быстро восстановил регистрацию брака с Катькой, прописку в квартире, определил сына в детский сад и сам каждый вечер забирал его домой, возвращаясь с работы.
Катьку и впрямь взяли бухгалтером на комбинат. Вот там, от женщин, узнала баба обо всем, что случилось в Колькиной семье.
Вовсе не от тоски и большой любви вернул Колька своих из деревни. Вторая жена вздумала после развода разменять квартиру Евдокии Петровны,
выпихнуть Кольку в однокомнатную, а самой получить двухкомнатную. Задача была не из простых. Ведь основной хозяйкой квартиры была Петровна, она вовсе не собиралась переходить с сыном в однокомнатную и откровенно высмеяла невестку. Пообещав той репутацию махровой бляди на весь город и несносной жизни всей ее семье. Невестка в долгу не осталась, пообещала сообразить из Кольки отбивную, а саму Евдокию Петровну живьем закопают на свалке бомжи. Так что и однокомнатную не увидят. Разве что Кольке могила станет апартаментами. И слово сдержала. Кольку по дороге с работы поймали братья невестки, рэкетиры, и вломили так, что в реанимации лежал две недели. Тот, едва пришел в себя, рассказал следователю милиции, что с ним случилось. Братьев взяли почти сразу. Впихнули в камеру, но через неделю отпустили за отсутствием доказательств. Семейство невестки насело на Кольку со всех сторон. Ему почти каждый день приходили повестки из суда с требованием явиться немедленно, иначе его явка будет обеспечена в принудительном порядке. Не давала проходу прокуратура. И вот тогда Евдокия Петровна пришла в милицию, к другу своего мужа и рассказала все, попросила о помощи.
— Я тебе подскажу адвоката. Его весь город зовет Сухим вратарем. За столько лет ни одного проигранного дела. Знай, если он возьмется, ты выиграешь...
Вот и посоветовал адвокат Кольке немедленно помириться с семьей, вернуть ее в квартиру.
— Все остальное я сам устрою. И не переживайте, ни один волос с вас не упадет больше! — сказал уверенно.
Как только Катька с Димкой переехала, адвокат вместе с Колькой взяли кучу справок, даже о том, что Катька все еще больна чахоткой и ей по болезни нужна отдельная комната. Нет, бабу не возили на обследование. Но справку в тубдиспансере выдали без промедления, спросив коротко:
— Она еще жива?
Получив утвердительный ответ, откровенно посочувствовали:
— Бедный человек! Сколько мучается? Это ж надо так любить, что собой вслепую жертвует!
Процесс был выигран с первого захода. В разделе квартиры и имущества суд отказал категорически. Семью невестки предупредили, что в случае физического или психологического воздействия на семью Кольки, виновные будут немедленно привлечены к уголовной ответственности.
Колька торжествовал. Он праздновал победу. И с трудом сдерживаясь, выпил на радостях дома, а чтобы больше не влететь ни в какую неприятность, тут же лег в постель и тихо спал до утра.
Катька, услышав о всех перипетиях, спросила Кольку, верно ли брешут люди, что она вместе с сыном снова стала для мужика Китайской стеной. Тот поначалу вылупился обалдело:
— Оглобля! Да кто набазлал тебе глумное? Ну, хотела баба припугнуть, чтоб я вернул ее. Так мало ли о чем она мечтала. Я свою голову на плечах держу. Мне мой сын дорог! А бабы, кто они такие, чтоб на них жизнь прожигать. Ты меня устраиваешь по всем местам. Мы давно принюхались и притерлись. А эта что? Ей кофе в постель подай. Да еще с мороженым! А хрен в зубы не хотела? Буду на цирлах скакать перед всякой мандавошкой! Чего не хватало! — свирепел мужик вспоминая:
— Ах! Она покушала бы гренки с медом! Или клубнику со сливками! Тут жрать охота как волку, а эта гнида корячится, что говно на сучке. Готовить не умеет. У нее на все про все домработницы, кухарки, прачки, сама ни в зуб ногой. Сплошное недоразуменье, будто ее не родили как всех нормальных баб, а из гондона выдавили. Сколько терпеть можно? Она не только мое, свое нижнее белье никогда не стирала. Запачканое тут же в мусоропровод выкидывала. Так же и постельное белье. Хоть бы в прачечную сдавала. Так нет! Покупай новое! Я глазам не поверил, когда ни одного комплекта белья в шкафу не увидел. Ведь битком был забит. Вот тут озверел, схватил эту стерву за душу и рылом в стенку. Всю харю ей поквасил и выгнал вон из дома. Сказал, если нарисуется, через балкон сброшу проститутку. Чтоб больше никакого мужика не наколола!
— Зато она красивая! — подначила Катька.
— Да ничего особого! Обычная баба!
— Но ведь не с завязанными глазами женился на ней? Небось, уговаривал, про любовь ей кукарекал. А теперь все плохо. Поди, меня перед нею всякими помоями облил? А теперь ее обсираешь! Вам с Петровной никто не угодит. Выше себя никого не поставите! Теперь и ту бабу отделал! Хотя она тебе на шею не висла.
— Зато ее родители вокруг меня вились. Много чего обещали, а ничего не сделали. Мать обманули, меня в свой бизнес не взяли. Повесили на шею свою телку, самим, как холера, надоела. Думали, я с ней до погоста мучиться буду. Я им отмерил по плечо и послал вместе с ней. А то размечтались, что сыскали лопуха!
— Ну, достала она тебя! — смеялась Катя.
— Оглобля! Не прикалывайся! Итак тошно!
— Чтоб ты делал, если б не мы с Димкой? Она тебя точно голиком оставила б!
— Вот этого не случилось бы! Она до двух пет полгода не дожила, и суд все равно не вынес бы решения в ее пользу!
— Говорят, что они большие деньги предлагали, но судья испугался, не взял.
— Вот этого не знаю. Одно верно, что оставили меня в покое. Не звонят, не приходят и не встречают на дороге. А сколько нервов помотали, ни счесть! Я так устал от них! Давай забудем это время, слышь, Катюха! Ведь главное, вовремя остановиться. И не катиться по грязи со спуска в яму! Можно застрять в ней с ушами и не выскочить. Особо, когда не за что ухватиться.
— Вот и ты ухватился! За нас с Димкой!
— А кому от того плохо? Или скажешь, что недовольна? Может, сбрешешь, верно меня ждала и ни одного хахаля не имела за все время?
— Если б завела кого-то, к тебе не вернулась бы! Не было никого. Да и как сыну в глаза посмотрела б? Я так не умею,— ответила баба, вскинув голову.
— Не кори! Больше чем я сам себя исказнил, меня не отругает никто. Зачем упрекать за прошлое? Его уже нет. Оно ушло, а мы живем. Давай смотреть в завтра. Итак жизнь наказала обоих. Сама знаешь, поодиночке в ней трудно устоять, давай вместе, заново начнем. Будто только что встретились. Ведь ты, Оглобля, очень изменилась. Другою стала, как будто чужая. Или отвыкла от меня? — притянул к себе бабу.
— Да ладно тебе! Дождись ночи. Чего тебя разбирает по белу дню?
— Ты моя жена!
— Димка не спит! Войти может. Стыдно будет. Он уж не маленький,— вырвалась из рук Кольки, а тому вспомнилось, как дорожила она его желанием. А теперь отвыкла или остыла, но совсем иною стала.