— Чем старше становится Дима, тем больше непонимания. Я вон из себя вышла тоже неспроста. Всю посуду переколотила. Достал меня до печенок этот Коля. У сына деньги забрал, какие ему мои родители дали.
— А на что Колька деньги копит?
— Сыну на будущее. Так сказал!
— Врет! Нагло врет. Свое задумал. Пока молчит. Если б для Димки, не допустил бы скандал. Отдал бы сыну с извинениями. А тут зажилил.
— Да черт с ним! В тот день не посуда, большее разбилось. То, что уже не купить и не восстановить. Все рухнуло. Мы снова ненавидим друг друга. Сколько шило не прячь в мешок, оно все равно вылезет...
Лишь в первом часу ночи вернулась Катька домой. Колька не спал. И увидев бабу, спросил хрипло:
— Где шлялась, сука?
— Заглохни, козел! Тебя не спросила! Была там, где надо! У подруги своей! Понял? И не суйся ко мне с вопросами! С сыном помирился? Отдал ему деньги?
— Еще чего? Он даже не говорит со мной. Пришел, враз в спальню, отвернулся к стене рожей, ко мне спиной, целуйте его в сраку. Я к нему с вопросом, он не отвечает. Выходит, перед своим говном на колени стать должен? Не дождется отморозок! Много чести! Я вот погляжу, да и потребую с него, чтоб за жилье платил.
— Ты что? Звезданулся? Да ты уже помешался от жадности. Ничего не видишь кроме денег! Куда, на что копишь их? Сдохнем, с собой не заберем.
— Мои не пропадут! Я их надежно пристрою!
— Колька, одумайся! Кто есть дороже сына?
— Не причитай, Оглобля! Я все понял. Не нужен я вам. А значит, самому себе позаботиться надо!
— Выходит, снова заживем чужими? Всяк по себе?
— Давно так дышим, коль у каждого свой заначник,— огрызнулся зло.
— Ладно! Живи как хочешь. Знай, я никогда не оставлю сына. И не дам в обиду никому!
— Оглобля! Не допекай, не заводи! Иначе сама пожалеешь! — предупредил побледнев.
— Я согласилась присмотреть за матерью своей подруги. После работы стану ее навещать. Она лежачая...
— А что сама баба не присмотрит за матерью?
— У нее трое детей, не успевает. Сама не здорова,— врала Катька.
— На халяву иль будет отслюнивать? — оживился Колька сразу.
— Она же подруга, ты о чем?
— Ты ей не обязана. Если даром, сиди дома!
— Я уже пообещала! Неудобно.
— Пусть платят! — упорствовал Колька.
— Ладно, поговорю! — пообещала баба.
Вечером Катька снова пошла к Александру Степановичу.
Пока стирала, готовила, время прошло незаметно. Хозяин занимался в зале, сидел над какими-то бумагами и, казалось, не замечал Катьку. Лишь когда позвала поужинать, оторвался от работы.
Едва поел, снова заторопился к своему столу. Катя уже перед уходом попросила его закрыть дверь. Человек забыл о деньгах, и баба предупредила, что если и придет, то не скоро. Слишком много своих забот и проблем. Она открыла дверь, чтобы выйти, но Александр Степанович опередил, вспомнил, схватил за локоть, вернул:
— Катюша, прости склеротика, возьми деньги и не обижайся. Не уходи, не оставляй, мне так хорошо, когда ты рядом — попросил тихо.
— Мне пора, дома сын ждет. Завтра постараюсь прийти, кое-что доделать нужно.
— Катя, возможно, завтра я задержусь на работе. Возьми запасной ключ от квартиры!
— Не надо. Я прежде позвоню.
— Давай отвезу домой!
— Не стоит. Сама доберусь. Здесь недалеко.
— Катя, как мне не хочется отпускать, если б знала! — взял ее руку и попросил:
— Останься!
— Сегодня не могу. Поймите меня, не обижайтесь!
Прошло еще несколько дней. Женщина, возвращаясь домой, отдавала Кольке половину полученных денег, остальные прятала сыну в потайной карман. Колька, боясь повторенья скандала, больше не проверял одежду сына, чтобы не нарваться на открытый бунт. Катька уже тогда предупредила мужа, что если он вздумает еще раз ограбить Димку, о том очень пожалеет.
Теперь сын по забывчивости иногда оставлял деньги даже в нагрудном кармане рубашки. Колька видел, злился, но деньги не забирал.
— Надо столовый сервиз купить. Взамен прежнего. Мать приезжала и спрашивала, куда ее посуда делась? Не мог сказать, что разбили. Сбрехал, будто на свадьбу другу отдал. Хорошо кое-что успели восстановить. Иначе запилила б. Так ты подкинь из своего заначника,— усмехнулся криво.
— Ты что? Мою сумку проверяешь? — возмутилась женщина.
— Не шмонаю, из любопытства смотрю,— сознался покраснев.
Катька выложила почти все, оставив себе лишь на проезд.
— Откуда у тебя такие «бабки»? — удивился мужик.
— Премию дали на заводе. Годовой отчет сдали вовремя. Но ты и эти взял! Забыл, что я все же женщина,— чуть не зарыдала Катька.
— Женщина? Да ты Оглобля! — сгреб Колька деньги, сунул их в карман и сказал, глянув в глаза жене:
— А ништяк твоя бабка, кучеряво отслюнивает!
— Сегодня у нее заночую. Но вечером позвоню. Ты сына накорми, не забудь разбудить в школу.
— Завтра выходной, пусть спит сколько хочет.
Катя прямо с работы поехала к Александру Степановичу. Тот ждал ее, это Катя увидела сразу.
— С днем рождения тебя, Катюша! — поцеловал женщину, та растерялась, совсем забыла о собственной дате, смутилась. А человек подвел к дивану, усадил, сам присел рядом:
— Сегодня никаких дел. Только отдых! Давай отметим твой день! Спасибо, что пришла.
— Я к тебе на всю ночь, до самого утра,— прошептала на ухо.
Как незаметно прошла эта ночь. Укрыв крылом этих двоих одиноких людей, она подарила им счастье, блаженство и открытие. Они только в ту ночь познали, как были нужны друг другу.
Катя, не знавшая ранее сравнений, лежала, онемев от изумленья, впервые поняла, что такое взаимность, как нужно любить и почему мужчина бывает самым лучшим и желанным, когда он становится единственным.
Катька была оглушена переполнившим ее чувством благодарности к человеку, открывшему новый мир чувств и ощущений. Она не хотела уходить отсюда. И только сын, только Димка, живший в каждой клетке женщины, заставил ее вернуться домой.
— Ну! Сколько тебе отвалили? — встретил Колька в прихожей.
— Я постеснялась взять! — покраснела баба.
— Чего?! — подошел вплотную Николай.
— Иль удовольствие получила? — прищурился ухмыляясь.
— Эх-х, ты! Придурок, нечисть, мразь! Да кто ты есть, выкидыш старой жабы, жертва аборта! Ты разве мужик? Ты даже не подобие! Тебе только с дешевками кувыркаться. Ты не стоишь ни одной нормальной бабы, замусоленный окурок, обглоданная морковка! Недоносок! — плакала баба, и Колька понял, его Оглобля познала сравненье. Катька сама проговорилась в ссоре. И мужик, подойдя вплотную, отвесил ей хлесткую пощечину:
— С-сука! — процедил сквозь стиснутые зубы.
— Ты, прокисший катях! Столько лет на тебя угробила! Разве стоит того, обрубок? — прислонилась к стене, полезла за платком, из кармана посыпались деньги.
— Так ты не просто сука, а настоящая проститутка! — схватил бабу за грудки, протолкнул в комнату, собрал с пола деньги, посчитал, сунул их в карман и, довольно улыбаясь, подошел к жене:
— Выкладывай все, что заколымила! — протянул руку. У бабы от удивления округлились глаза:
— Рехнулся? — выдохнула Катька.
— Ничуть. За моральный ущерб требую! Ты получила свое! А мне мое отдай! — сел напротив, ощерив желтые, нечищеные зубы.
— Ты что, сутенер?
— Каждому свое! Побрешись еще, позову сына и расскажу о тебе, кем стала...
— О себе не забудь! Меня уже ничто не пугает. Короче, ко мне больше не подходи.
— Это почему?
— Платить будешь,— усмехнулась едко.
— Ты пока еще законная жена! Имею право!
— Послушай, с сегодняшнего дня ты никто! Мы растим общего сына. Но без претензий на общую постель. Я не хочу тебя! И никогда с тобой не буду!