— Да хоть из космоса! Если не выйдете на работу, будете уволены!
— Я пришел, как было велено, к девяти утра. А Степаныч подошел и говорит:
— Почему от вас перегаром прет?
— Так сын из самой Чечни вернулся...
— Пьяный водитель — не работник. Считай себя уволенным с этого дня! — вызвал другого шофера, а меня выгнали вон из банка. И не просто уволили, а по статье: за пьянство в рабочее время, как законченного алкаша! И все он! Я с этой статьей полтора года без работы был. Никуда не брали. Сашку все полтора года каждый день проклинал. Все ж Бог услышал и наказал. Теперь и я его простил. На пенсию оформляюсь. Стажа на троих хватило б. А бед того больше. Десятку мужиков не передышать. А все из-за Александра! Скольким он жизни и судьбы поломал, не счесть. Я о том не понаслышке знаю.
— Выходит, строгим начальником был? Дисциплину в руках держал. Понятно, что такое ни всем нравится,— вступилась Катька за покойного.
— Что толку в его жизни? Сущий пустоцвет. О его смерти кто пожалел? Сын даже на могилу не пришел. А те, кто знали, больше половины материли и плевали на могилу. Вот и цена прожитому. Он только себя и любил, других не понимал.
— Как же ваш Игорек устроился после Чечни? — перебила, перевела тему в другое русло.
— Уже двоих внуков от него имею. Сын сначала в охране был. Теперь свою фирму открыл. У него все нормально. Когда отцы уходят на пенсию, значит у детей все в порядке. Слышь, а ты, видать, была с ним вблизях? Только знай, не со всеми Сашка был добрым и справедливым. Многих обидел. Потому горожане не хотят рядом с ним родню хоронить, чтоб хороших людей не обидеть.
— Прощать надо мертвых,— сказала баба.
— Если бы они при жизни не борзели,— встал человек и вышел за ограду, не простив и не простившись, унося с собою обиду, как камень за пазухой.
— Что же ты так, Сашок! Обидел человека ни за хрен собачий! Даже мертвого тебя не смог простить. А ведь столько знались? — глянула на портрет, смотревший строгим, суровым взглядом.
— Ты и мертвый остался прежним. Так и не смог согласиться, что живые отцы радуются счастью своих детей. Ты и вправду никогда не смог бы стать отцом моему Димке. А коли так, незачем и не за что было любить тебя,— пошла от могилы, опустив голову.
С того дня Катька все реже вспоминала Александра Степановича. Если и возвращалась памятью в те дни их встреч, то без тоски и прежней боли, без слез.
Катька сама не заметила, как изменилась она. Баба стала бережливой до скупости. Нет, это не отразилось на сыне. Его она не ущемляла ни в чем. Зато себя урезала даже на обедах. Одевалась хуже бомжих. Считала, что одеваться достойно ей вовсе ни к чему. Ни голая и ладно.
Люди, приходившие на кладбище к могилам родственников, часто принимали ее за нищую и подавали милостыню, прося помянуть усопших. Катька с радостью принимала подаяния и никогда не обижалась, что люди считают ее ничтожеством.
— Эх-х, вы! Да разве в тряпках счастье? Я столько в жизни перенесла и выстрадала, что никакое барахло не радует. Всяк с нас одевается так как у него на душе,— убеждала саму себя.
Димка очень переживал, что, устроившись смотрительницей кладбища, мать сопьется окончательно. Ни для кого не было секретом, что, приходя на могилы помянуть родных или близких, многие оставляли здесь налитые доверху рюмки или недопитые бутылки, словно предлагая любому прохожему помянуть их покойного. Этим нередко пользовались бомжи и городские алкаши. Зачастую опохмелялись так, что не могли найти выход с кладбища и оставались ночевать до утра.
Но Катька не брала дармовых угощений, не пила из оставленных стопок и бутылок. Боялась, помня, что говорил о том Акимыч, и баба невольно запомнила:
— Не ведает люд, что выпив из поминальной, берет на себя боль покойника от какой тот скончался. Недолго проживет, но мучений перенесет нимало.
Катька не верила, поначалу спорила с лесником. Но потом согласилась, что поставленное покойному, принадлежит только ему.
Женщина на погосте часто говорила, обращаясь к мертвым, как к живым. Может потому, приходившие сюда люди, считали бабу сдвинувшейся и жалели ее. А она жила своею жизнью.
Вот так однажды присела у могилы молодого парня, решила передохнуть немного. И вспомнила, что рассказали хоронившие об этом усопшем. Единственный сын у матери, он пошел в армию после окончания школы. А сослуживцы-«деды» потребовали у него часы и деньги. Тот не согласился отдать добровольно, и тогда на него налетели сворой. Парень сумел отбиться, сказал офицеру, что «деды» пристают, грозят разделаться. Тот внимания не обратил. А ночью «деды» вытащили парня из казармы и «опетушили» в очередь. Тот вошел в дежурную часть, взял оружие, сказал, что заступает в караул, влетел в казарму старослужащих и с порога расстрелял в упор всех своих обидчиков. Последнюю пулю пустил в себя.
Семерых солдат не стало. Отомстил парень за глумленье. Ушел из жизни, очистив свое имя кровью. И только мать не поняла, почему сын о ней не вспомнил, ведь обещал вернуться живым. А вот слово свое не сдержал.
Плачет женщина у могилы. Ждала сына, мечтала о внуках... Приходят сюда друзья одноклассники. Включают любимые песни Юрки. Пусть послушает, порадуется. Кто знает, может и вправду его душа жива и находится совсем рядом. Вот только не видно, как она радуется. Да и как приметишь, коль живого не всегда замечали и понимали.
— Но что это под скамейкой валяется? — нагнулась Катька, подняла сотовый телефон. Давно лежит, весь пылью покрылся, обтерла, сунула в карман кофты, вспомнила, что Димка давно о таком мечтает. Все денег не хватает. А тут, как подарок на голову свалился. Принесла вечером, отдала сыну, тот просиял от радости и сказал матери, что устроился автомойщиком на стоянке и будет вечерами подрабатывать.
— Все ж копейка в дом. Чуть полегче жить станет,— начал каждый день отдавать деньги матери. Так вот и скопили на ковер, потом палас, стиральную машину купили. Димка купил видик и мечтал о компьютере. Но тот стоил дорого и был не по зубам.
— Мамка! Хочу на оператора выучиться. Знаешь, какая работа интересная! — восторгался мальчишка и всегда добавлял, что для его мечты не хватает только компьютера. Они вдвоем стали копить деньги на эту чудо-машину. Там и Ольга Никитична помогла. Димка каждый день пересчитывал сбереженья. Когда накопили и пришли покупать компьютер, Катька полезла в карман за деньгами, а там нет кошелька. И карман разрезан. Кто, когда и как успел так подло убить мечту мальчишки? Они возвращались домой захлебываясь слезами. Больше года копили, отказывали себе во многом. Сын несколько ночей не мог уснуть, плакал и уже ничего не просил у матери. Знал, копить снова такою ценой больше не хватит сил.
Катька и вовсе расстроилась. Ведь из ее кармана вытащили, она не почувствовала, а потому, во всем винила себя. Шла, не поднимая головы на работу, хвостом волокла метлу, жалела сына и себя. Да вдруг наступила на что-то непонятное, оттолкнула ногой, прошла мимо, потом вернулась посмотреть, что отпихнула и увидела мужскую сумку. Когда открыла и заглянула внутрь, глазам не поверила. Обмотала находку платком и бегом вернулась домой, растолкала спящего Димку, показала, что нашла по пути на работу. Вдвоем пересчитали деньги. Их не на один компьютер хватило. На этот раз Димка сам взял деньги. Домой они вернулись на такси, счастливые и довольные.
— Вот дела! У нас украли, а Бог дал! Я уже мечтать не смел, а он как с неба свалился! — радовался сын.
— Знаешь, что в таких случаях говорят мудрые старики:
— Кому-то нужнее было. Не кляни и не сетуй. Бог и тебя видит. Как-то мне еще совсем небольшой рассказал отец о случае, какой сам пережил. Он еще молодым был и приехал на базар вместе с дедом, чтобы телку продать и купить кой-чего в городе для семьи. Телку они продали скоро. Та хорошей была, и купили ее цыгане. Деньги отдали, все как положено. Ну, дед деньги в портошный карман сунул, и не глянул на свору цыганят, что роем вокруг вились. Пошли они в магазин, а народ обгоняет их и хохочет оглядываясь. Нашим-то невдомек. И только в магазине продавцы указали на голую задницу деда. Портки оказались разрезанными, вытащили цыганята деньги, какие за телку отдали. Вернулись наши домой черней тучи. Оба перед бабкой винятся за недогляд. А ведь обидно, считай даром отдали стельную телуху, она через пять недель телиться должна. Бабка погоревала, ведь вот сколько выхаживала скотину, разве не обидно, столько пота пролито! Но не воротишь! Цыгана на базаре сыскать все равно, что иголку в стоге сена найти. Так-то и смирились, посчитав, что Бог за какой-то грех наказал. Прошла неделя, и вот под утро пошла бабка в сарай коров доить. Справилась, открыла ворота, чтоб проводить скотину в стадо, глядь, а перед воротами наша телуха стоит, какую цыганам продали. Сбежала она от них, не признала хозяевами и воротилась домой. Наши мужики в тот день решили больше никогда свою скотину не продавать в городе. А и телка двумя телками отелилась. Вот радости было всем! Я это к чему рассказала, Бог всех видит. Мол, хоть и горько им было, а не проклинали цыган. Себя винили, свой недогляд. Так и получилось, что каждый при своем остался, без урона.