— Прежде тебе постоянно не везло, — констатировала Здатка.
— Ха! Можно подумать, что сейчас мои дела пошли в гору. Начальство меня ненавидит. Техника ломается. Товарищи не понимают. Собранным мною данным по Шроллу никто не верит. Даже местное зверье беспардонно тырят у меня жратву. Кормежка в столовой отвратительная. Жара доканывает так, что порой вижу глюки.
— Жара всех доканывает. А с питанием скоро будет все в порядке.
— Вот что я тебе скажу, Златка: нет в жизни счастья, никогда не будет и нефиг за ним гонятся.
«А ведь хорошо сказано, Сеня! Честное слово, хорошо, — одобрил произнесенное мной металлический голос в моей голове. — Чувствуется мое влияние. Растешь на глазах!»
«Чтоб ты провалился, гад! — мысленно отозвался я на такое одобрение сидящего в моем сознании призрака. — Вот достал-то! Три месяца молчал, а теперь, как прорвало. Заткнись, сволочь!»
— Ты давно играешь в преферанс? — спросила Златка. — Старший лейтенант Чинюков на днях жаловался, что продул тебе половину своего месячного жалования. Как я поняла, он рассчитывал совсем на иное.
— В преферанс? — я почесал затылок. — В старомосковский преф играю вторую неделю. Раз везет, почему бы и не играть? А Чинюков сам виноват: коли нет на первой руке безусловных взяток, то за каким, спрашивается, чертом играть без козырей?
— А в шахматы? Когда ты играл предпоследний раз?
— В детстве с дедом.
— А как ты играл в последний раз?
— Десять дней назад. Я просто попробовал. Кто ж знал, что так легко выиграть отборочный полковой турнир к чемпионату дивизии… Э-э! Ты на что намекаешь, Златка?
— Я намекаю тебе на то, Сеня, что, если все у тебя и дальше пойдет так, как идет, то ты плюнешь на свой батальон и займешься более крутыми делами.
— Какими?
— Допустим, займешься большой общественной деятельностью, создав на Кобо какую-нибудь организацию защиты трехпалых псевдокрокодилов.
Перед моими глазами встала только что виденная им картина: Колобок, кормящий резвящихся в канале зубастых живоглотов.
— Нет, Златка, — решительно произнес я, — не стану я этой фигней заниматься.
— Почему?
— Общественная деятельность — дерьмо. Большая общественная деятельность — большое дерьмо.
— При нынешнем твоем фарте ты выплывешь из любого дерьма.
— О чем ты?
— Думаю, ты и сам догадался. Ты обычно всегда во всем проигрывал…
— Неправда!
— Да ну?
— Я и раньше… иногда… редко, конечно… но всякое бывало.
— Сеня, скажи сам себе честно: мне раньше не везло, а теперь — наоборот.
— Не знаю, не знаю. Ты как-то все упрощаешь, дорогуша.
— Хорошо, Бог с ним с везением. Вспомни, чем ты в свободное время раньше занимался.
— Разными вещами.
— Ты смотрел телек и пил пиво.
— Я и с тобой общался.
— Реже, чем мог бы.
— М-м-м…
— А сейчас ты либо сидишь, уткнувшись в кобонкские тексты, либо занимаешься в спортзале, либо играешь в азартные игры, которых раньше терпеть не мог.
— Потому что проигрывал. А теперь выигр… Гм, а ведь мне и в самом деле последнее время везет.
— То-то и оно!
«Ты бы лучше перестал трепаться, братец, и посмотрел налево. Там кое-что любопытное происходит», — снова раздался в моей голове проклятый металлический голос.
Я машинально повернул голову в указанном направлении. И обмер.
— Златка! Смотри! — указал я пальцем на громаду Саркофага.
— Что особенного ты там увидал? — Златка с недоумением рассматривала гигантский артефакт.
— Зеленый с белыми полосами… Это же…
— Обычный защитный экран, которым пользуются саперы при разминировании. Правда, я такого мощного ни разу еще не наблюдала.
— Они начали вскрывать Саркофаг!!!
— Пожалуй, ты прав. Наши спецы решились-таки вытащить оттуда Шролла.
— Даже не предупредив всех!
— И правильно. Чтобы меньше зевак шаталось вокруг. Ты же сам убеждал меня, что Шролл опасен. Поэтому — ни к чему там лишний народ собирать.
— Мне надо двигать в штаб полка самым бодрым аллюром.
— Ты-то там причем!?
— Дело жизни и смерти, Златка. Дело жизни и смерти!
Эти слова оказали на Златку сильное впечатление. Она моментально посерьезнела. Озадаченно посмотрела на меня. Покачала головой. Вздохнула. Потом перевела взгляд на всполохи зеленого света над Саркофагом. И сказала:
— Давай жми! А я потихоньку следом.
И я рванул к штабу.
Чтобы срезать путь, я свернул на тропинку в роще похожих на баобабы деревьев, стоящих вдоль берега Беломора. И тут вдруг меня накрыло видением…
Глава 2. Можно вопросик, товарищ Сатана?
Я очутился в знакомом мне по ночным кошмарам мире, где царили мрачные краски и звуки и обитали разные чудища.
Впрочем, этот мир уже не так уж сильно напугал меня. Поверьте, братцы: даже к кошмарам можно привыкнуть.
И поэтому я, оказавшись в столь непривычной для обычного человека среде, испытываю на этот раз лишь легкий страх.
Однако сегодняшнее мое попадание в сей мрачно-сказочный мир оказывается намного более глубоким, чем обычно, когда я просто видел зловещие и ужасные картины, не участвуя в показываемых ими событиях.
Да, сейчас все намного реалистичней, чем до этого. Я даже ощутил, как мои легкие содрогаются от густого смрада. Я прокашлялся. Оглянулся по сторонам. И увидел, что нахожусь в зале, где прикрытые колышущейся, словно театральный занавес на сквозняке, прозрачной завесой из тумана, пульсирующего ярко-серебристым светом, стены выложены человеческими черепами.
В зале, кроме сидящего на возвышающемся над полом троне существа, чья чешуйчатая кожа переливается всеми оттенками черного цвета, никого не было.
Впрочем, время от времени из стен, легко проходя сквозь ряды черепов, высовывались любопытствующие морды страшенных созданий. Оные с плотоядным вожделением смотрели на меня. Роняя слюну, принюхивались к моему запаху. Но тут же исчезали обратно под строгим взглядом существа, сидящего на троне.
Трон этот, огромный, кроваво-коричневый (никогда еще Поленов не видел столь зловещего оттенка коричневого цвета), отполированный до блеска, украшали сверкающие рубины и затейливая резьба.
Сзади же, на спинке сего замечательнейшего престола, возлежал дракон (я долго не мог определить — живой ли этот монстр или оный — просто мастерски сделанный механизм), испускающий ноздрями — дым, а глазами — тусклое багровое свечение.
Покрытые перламутром два злобно оскалившихся, будто идущие в атаку на медведя охотничьи собаки, ангела, вырезанные на подлокотниках трона.
У его основания сложены пирамидкой шесть носорожьих черепов.
На их лобных костях и рогах, поблескивающих отполированной поверхностью в свете пламени тяжелых бронзовых ламп. Те свешивались на толстых цепях с потолка. Я заметил на кольцах цепи надписи на латыни.
Почему-то больше всего мне на психику жмякнуло, как ни странно, созерцание ножек трона. Они оканчиваются четырехпалыми лапами какого-то неведомого прапорщику фантастического зверя.
И пальцы этих лап, вооруженные острыми когтями, каждый из которых легко бы снес мне голову, находятся в постоянном движении, нервно подергивая фалангами, словно раздумывая, чего бы такого мерзкого учинить с человеком, стоящим перед троном.
Мои глаза были не в силах оторваться от сих ужасных когтей.
— Чего ты там, под моим троном, увидел? — спросило меня существо на троне. — Не крысу ли?
Мой взгляд устремился вверх. Но посмотреть на физиономию сидящего передо мной существа, сразу я как-то не рискнул (кто его знает, загипнотизирует меня, простецкую душу, зараза, и пиши пропало). И мой взгляд остановился на ногах собеседника, обутых в сандалии с толстой подошвой (наверное, из кожи кого-либо из носорогов, чьи черепа украшали трон.
— Да, Сеня, копыт у меня и в самом деле не имеется, — прогремело оттуда. — Это бесы, черти и дьяволы, называемые в темные времена общим термином «нечистая сила», имеют копыта. Я же — ангел высшей иерархии, из гвардии серафимов. И мне положено антропоморфное телосложение.