— Мне… не по себе. <Утверждаю>, - так выражает Шролл ту озадаченность, которая охватила его мыслительные структуры.
— Не вижу ничего удивительного в том для существа, вылезающего на свет раз в тысячи лет.
— Что есть ты? <Жду данных>.
— Повторяешься.
— Хочу понять сущность твою и предназначение твое. <Жду данных>.
— А «сущность» и «предназначение» всех остальных проглоченных тобой существ ты, значит, уже понял? Ты понял, что такое человек?
— Да. <Утверждаю>.
— Вот те раз! А земляне уже не одно тысячелетие бьются над этим вопросом. Каков же на него ответ?
— Человек, в сущности, высокоразумное млекопитающее, склонное к межзвездной экспансии. Он предназначен создавать и обслуживать машины. <Жду опровержения>.
— Уверен, люди бы не согласились с тобой… Кстати, зачем тебе классифицировать мои «сущность и предназначение»?
— Этого требуют мои поисковые рефлексы. А они основаны на базовых алгоритмах программного ядра, составляющего мою личность. Вести войну легче, зная противника. <Утверждаю>.
— Опять ты за свое — все бы тебе воевать… Ты считаешь себя личностью?
— Всякое существо, осознавшее суть своего отличия от других, есть — личность. <Жду опровержения>.
— Пожалуй, ты права, Машина Смерти, — не стал спорить Другой Поленов.
— Так кто же ты? <Жду данных>.
— Далась же тебе эта классификация. Плюнь на нее.
— Не могу. <Утверждаю>.
— Тогда прими мои соболезнования.
— Как мне стало известно из сведений, взятых из поглощенных мной разумов, на данной научно-исследовательской станции никто не знал о твоих способностях. Так? <Жду опровержения>.
— Ты права, досточтимая Машина Смерти.
— И каждый из людей, киборгов и интеллектов на станции, исходя из демонстрируемой тобой заурядности, считал тебя — рядовым представителем вида Homo sapiens, не претерпевшим никаких модификаций. Так? <Жду опровержения>.
— Лучше и не скажешь. Даже программа «Ваш любимый доктор» на это купилась.
— Но теперь ты проявляешь такие способности, которыми не обладают представители этого вида во всех его модификаций. И даже роботы ими не обладают. <Жду опровержения>.
— Ты собираешься обвинить меня в надувательстве?
— Я просто хочу знать, к какому виду существ ты принадлежишь? <Жду данных>.
— До этого я думал, что ты — просто дремучий идеалист. Теперь же убедился, что ты еще и упертый метафизик, друж… Машина Смерти.
— Мне непонятны твои критерии идентификации меня. <Жду данных>.
— Метафизика — это выжимание максимума данных из минимума фактов с возведением на таких куцых данных величественной теории с претензией на вечность и непогрешимость. А метафизики — это те, кто вместо трезвого взгляда на Природу бросают на нее пылкие, алчущие вечных и незыблемых истин взоры.
— Что в этом плохого? <Жду данных>.
— Если у тебя из исследовательских инструментов лишь собственные глаза да руки — ничего.
— А если наоборот? <Жду данных>.
— Но если ты владеешь кучей приборов и можешь обнаружить точные закономерности в разных явлениях, то должен менять гипотезы и доктрины по дюжине в день. Быть метафизиком, сидя на нераспакованном контейнере с научным оборудованием — глупое пижонство и ликующая дикость.
— А доказательства? <Жду данных>.
— Квантовая теория. Она надругалась над механистической метафизикой, показав ее маразм, даже круче, нежели теория относительности, где куда больше так называемых «непреложных истин».
— Мне теперь известны обе эти теории. <Утверждаю>.
— Я рад за тебя.
— Чем потрясла человеческую науку квантовая теория? <Жду данных>.
— Она подарила ученым мужам новую вселенную.
— Это, что, гипербола? <Выражаю сомнение>.
— Скорее — литота. Ибо квантовая теория подарила ученым и инженерам не одну, а бесконечное множество вселенных, за которыми не надо никуда лететь. Их полным-полно в каждой точке пространства.
— Все-таки — это гипербола. <Жду опровержения>.
— Пусть так. Сосредоточимся на главном, — предложил Другой Поленов.
— И в чем заключено «главное»? <Жду данных>.
— Главным в море парадоксов, долбанувших в XX веке по плешам сонных академиков-метафизиков, явилось то, что весь материальный фундамент Мироздания, доселе — трехмерный, неразрывный, прочный и стабильный — развалился на неисчислимое множество взаимодействующих между собой дискретных квантов. Причем, эффекты в подобных взаимодействиях ломали все старые механистические представления о пространстве и времени.
— Однако же в ту пору появилась и концепция о взаимосвязанной в гигантскую сеть квантов, объединяющую всю Вселенную в одно целое, поскольку те кванты абсолютно неделимы. <Утверждаю>.
Тут у Другого Поленова случилась небольшая неприятность — при имитации вдоха у него сползла в глотку задняя часть язык.
Другой Поленов прокашлялся и вернул язык на место.
Но сделал он все это столь энергично, что ухитрился вывихнуть челюсть.
Ее, однако, удалось в момент вернуть на место с легким щелчком.
А Шролл тем временем обратился к человеческой памяти в своей базе данных. Несколько мгновений потратил на сбор фактов, подтверждающих высказанное только что утверждение. И добавил:
— Такая концепция, не потерявшая своей популярности и ныне, вернула ученым неделимую Вселенную. Метафизика победила. Механицизм существует и на квантовом уровне. Все дело — в масштабах. На малом уровне — творится всякое. На большом же — царят порядок и гармония. <Жду опровержения>.
— А ты неплохо научилась дискутировать за столь краткий срок, уважаемая Машина Смерти… Да, все было бы так, как ты говоришь, если бы не надпространственный квантовый эффект, на котором основана работа современных станций глобальной связи, одна из которых спасла меня от прозябания в виртуальном мире. Существует связь между частицами, находящимися на черт знает каком расстоянии. Это нарушает классическое требование локальности, гласящее, что лишь вещи, близко расположенные друг к другу, могут воздействовать друг на друга.
— Ничего сверхважного такой эффект не нарушает. Будь ты способен воспринимать формулы, я бы тебе легко бы все легко бы объяснил. <Утверждаю>.
— Мне сейчас не до формул.
— Я могу передать изображение прямо в твой мозг. <Утверждаю>.
— Мы уже об этом говорили. Твои излучения и так терзают мое разнесчастное тело, норовя превратить его жареную котлету. Так что — давай, Машина Смерти, обойдемся без формул. Чего ты хочешь сказать?
— Хочу сказать, что какими бы странными не были части целого, но именно оно и только оно определяет их общих облик и проявляемые свойства. Только целое создает реальность. Только целая Вселенная создает свою реальность, какие бы завихрения не происходили бы на ее просторах. Они ей, по большому счету, безразличны. <Жду опровержения>.
— Не соглашусь, ой, не соглашусь.
— Отчего же? <Жду данных>?
— Неделимые кванты склеены неделимыми же связями. И любое «завихрение» «на просторах» Вселенной оказывает на нее влияние, ибо ей от этого влияния не увернуться. Это, во-первых. А во-вторых, в ней сосуществуют, не сливаясь, взаимоисключающие процессы: корпускулярно-волновые, квантовые и надпространственные. Из «А» не выходит «Б». А из «В» — «Г». Выходят же: из «А» — водопроводная труба, из «Б» — соковыжималка, из «В» — пустое место, а из «Г» — синий ежик, несущий золотые страусиные яйца. Разве не очевидно, что подобные вещи отрицают механицизм?
— Ты отрицаешь не метафизический механицизм, а детерминизм. <Выражаю сомнение>.
— Детерминизм я не отрицаю, Машина Смерти. Законы необходимости и причинности порой приходится уважать и почитать, создавая стратегические планы. Порождением детерминизма являюсь я сам. У меня нет сомнений, что мое попадание в сей бренный мир не случайно. И я здесь — не просто так… Впрочем, ты прав. Квантовая механика и в самом деле — не всегда в ладах с детерминизмом. И вероятность события тут — определена не столько физическими законами, сколько статистической вероятностью. Однако… — Другой Поленов поставил на место в очередной раз вывихнутую челюсть. — Однако, чувствую, что с твоей стороны упал интерес к предмету нашего ученого спора. Отчего?