Андрей был особенно дружен с Матвеем Окатьевым, таким же озорным и вольным парнем. Клаве старший брат нравился. Один случай она не могла вспоминать без смеха. В гостях у дяди Игната им с Сашей, как гостьям, подали гречневую кашу с мясом в отдельных тарелках, а сёстрам и брату в одну общую. Когда в тарелке каши становилось все меньше, а сестры и не думали останавливаться (каша была очень вкусной, а на добавку рассчитываться не приходилось), Андрей, долго не думая, плюнул в одну на двоих тарелку. Девочки побросали ложки и помчались жаловаться. Пока родители прибежали, пока стояли у стола и ругали сына, тот быстро управился с кашей, попросил прощения и убежал на улицу.
В другой раз Андрей, так же за столом, крутился, баловался, выхватывал у сестер ложки, выбирая самую лучшую, и отец прикрикнул на него:
– Сиди смирно, чтобы я тебя не видел!
Он, видно, хотел сказать, не слышал. Но Андрей, недолго думая, быстро сел под стол и крикнул матери, чтобы она подала ему еду туда. Все долго смеялись над этой выходкой мальчишки. Клава всегда удивлялась, как отец и дяди умели мирным путём решать конфликты, возникающие в семье. Они никогда не били своих детей.
Старший брат Клавы, Анатолий, был младше её на два года. Он рос живым, любознательным ребёнком. У Толи была необычная способность все подмечать и запоминать, от него невозможно было ничего спрятать или утаить. Он всегда был в курсе всех событий и новостей. Увлечённо играя с товарищами, Толя непроизвольно запоминал разговоры или отдельные слова, сказанные взрослыми, их поступки. После, раздумывая над тем, о чём случайно узнал, он делал свои выводы, и всегда верные. Если в доме что-то терялось и родители сбивались с ног, чтобы отыскать пропажу, звали Толю. Всё сразу находилось, и потерявший точно вспоминал, что сам положил эту вещь сюда.
Когда Клаве было восемь, ей пришла в голову идея накопить сахарку, чтобы потом вдоволь насладиться его сладостью. Вечером к чаю мать спускала с потолка котомку, висящую на шнурке, в которой были большие куски сахара. Сахар покупался за деньги, поэтому его расходовали очень экономно. Специальными щипчиками отец аккуратно откусывал сахар маленькими кусочками и делил между всеми поровну. Клава из всех кусочков съедала самые маленькие, а остальные прятала карман своего сарафана. У неё уже был сшит маленький холщёвый мешочек, который хранился в укромном месте, в сенях. С каждым днём сахара становилось всё больше, и Клава с удовольствием думала, как уже скоро съест его. И вот этот час настал! Было воскресенье, мать ушла рано утром с деревенскими бабами в церковь и вернулась только к обеду. Разложила на столе гостинцы от бабушки и деда, поделки от дяди Игната для ребятишек и только тогда удивилась тишине в доме. Зина тихо вышла от сундука, за которым пряталась, следуя за запахом принесённых пирогов, манника, сдобы, мясного холодца. Малышке шёл третий годик, и она, прижавшись к подолу матери, чуть не плача сообщила:
– А Тоя у Гаши сахалок съел.
Лукерья поискала глазами виновника, но не нашла, зато увидела зарёванную Клаву, которая лежала на печи.
– Что случилось, какой такой сахарок?
Клава, проливая слёзы, всё рассказала матери, нуждаясь в поддержке и наказании вора.
– Я припасала, припасала, а он выследил, утащил и съел!
Девочка снова зарыдала. В это время вернулся отец, который с утра уходил по колхозным делам и тоже ничего не знал. Клава и ему рассказала. Мать, ещё раз выслушав, отрезала:
– Чего зря реветь, сама и виновата, нечего было запасы делать, дали, так ешь, ишь, запасливая какая!
Толя от этих слов сразу объявился, а Клава, лёжа на печи, обиженно отвернулась к стене. Семья уселась обедать без неё. Мать позвала за стол, но дочь не отзывалась. К печи подошёл отец. Его губы оказались у самого затылка девочки. Иван поцеловал её, пригладил ладонью волосы и тихо прошептал:
– Глашенька, ты голодом себя не мори, ты сядь да поешь как следует, а потом заберись на печь и сердись, вот они тогда и узнают, что с тобой шутки плохи!
Клава послушалась отца и села со всеми за стол. С гордым видом ела со всеми из общей чашки щи, затем отведали бабушкину выпечку с чаем. Когда мать раздала всем сахарок, Толя, который сидел рядом с сестрой тихонько пододвинул к ней свою долю. Клава поглядела на него: брат с виноватым видом часто моргал глазами, и она поняла, что он готов заплакать, если она не возьмёт сахар. Ей вдруг стало жалко его, и весь гнев улетучился. Совсем полный мир и любовь наступили, когда Зинка, через весь стол, еле дотянулась до Клавы, и с малюсенькой ладошки стала соскребать уже подмокшие и тающие кусочки: