Выбрать главу

Оох!

Именно в этот момент Киллиан толкнулся в нее уже двумя пальцами.

Еще раз.

Еще.

И…

Дьявол!

Чуть раздвинул пальцы, растягивая ее изнутри.

Эмма никогда не была слишком громкой в сексе, но сейчас она сама не поняла, как смогла удержаться от сладкого крика, невольно стискивая его бедра так, что назавтра там наверняка появятся синяки; слегка обернулась, ловя взгляд того, что так беззастенчиво трахал ее своей рукой фактически на глазах ее родителей и едва ли не половины жителей Сторибрука. А Киллиан, точно не замечая ни боли от ее рук, ни ее пристального взгляда, и самым невиннейшим образом улыбаясь Белоснежке в ответ, слегка двинул кистью, отнимая руку и потирая скользкие складки ее половых губ ладонью, лишь затем, чтобы в следующую секунду ввести в нее уже три сложенных щепотью пальца.

К счастью, Мэри Маргарет уже отвернулась, вернувшись к просмотру фильма, где закружились в танце главные герои, и Эмма, отчаянно кусая губы чтобы не застонать, сильнее откинулась назад, вжимаясь затылком в плечо мужчины.

– Что ты?… – зашептала она чуть слышно, и тут же захлебнулась стоном от очередного бесстыдного проникновения. – Аах!..

Киллиан распрямил пальцы, согнул кисть так, чтобы накрыть и прижать ладонью ее клитор, пока пальцы медленно разминали ее внутри, заставляя напряженно подрагивать ее ноги.

– Я – что?

И вновь это самодовольство в приглушенно звучащем у ее уха голосе.

И вновь это поглаживание, надавливание подушечками пальцев передней стенки ее влагалища – того чувствительного участка внутри, прикосновение к которому заставляло поджиматься пальцы на ее ногах и жалобно всхлипывать.

– Тише, душа моя, – мужчина почти мурлыкал, касаясь губами краешка ее уха. – Ты же не хочешь, чтобы тебя все услышали?

Конечно же, Эмма не хотела, чтобы все оказались в курсе того, чем так дерзко и беззастенчиво они сейчас занимались. Но его пальцы, – его ловкие, умелые, настойчивые пальцы, – слишком хорошо знали, что нужно делать для того, чтобы она потеряла над собой контроль. Его левая рука, проскользнув под ее предплечьями, легла на ребра прямо под грудью, и резким движением Киллиан притянул ее еще ближе к себе. Его твердый член упирался в нее сзади, его ноги переплелись с ее ногами, его руки прижимались к ее животу, его дыхание обжигало ее щеку, а его пальцы массировали ее внутри, и, – чертов пират! – его было так невозможно-слишком-сильно много, будто мужчина на какое-то время стал ее собственной маленькой Вселенной.

Было безумно жарко – Эмма чувствовала, как увлажнились от пота и прилипли к шее волосы, и стало горячим и влажным разогретое его близостью и его откровенными ласками все ее тело.

Приятно влажным.

Женщина заерзала, потираясь задницей о его эрекцию, точно пытаясь отомстить ему таким образом за сладкую муку, от которой кровь кипела в венах, отдаваясь бешеной пульсацией в ушах и меж бедер – в той чувствительной точке, которую он сейчас прижимал и потирал своей ладонью. Она толкнулась ему навстречу, страстно желая облегчить это почти болезненное возбуждение, и в ответ Киллиан плотнее сжал ладонь, вновь покусывая ее шею.

– Сиди смирно, – напомнил он строго.

Но как это сделать, когда все ее тело стало сплошным оголенным нервом? Как это сделать, когда на каждое его касание по телу словно пускали разряд тока, заставляющий ее сильнее выгибаться? Как это сделать, когда гул крови в ее голове уже полностью заглушил шум окружающего мира и льющейся из динамиков звуковой дорожки фильма, оставляя четко различимым только шепот мужчины, патокой вливающийся в ее уши?

Его пальцы снова начали движение – увлажненные ее соками, они легко проникали в нее, двигаясь требовательно, настойчиво; чутко прислушиваясь к реакции ее тела, Киллиан навязывал свой собственный ритм, от которого она могла лишь задыхаться, жадно хватая воздух, толкаться ему навстречу, пытаясь делать это не слишком открыто, и впиваться в его бедра напряженными пальцами.

– Тебе же нравится это, правда? То, что я делаю с тобой. Здесь. Сейчас.

Эмма жалобно всхлипнула, сделав это так тихо, как только могла в ее теперешнем взвинченном состоянии.

Дьявол!

Он знал, как ее заводят все эти грязные слова, и, похоже, теперь собирался этим воспользоваться.

В неровном, то и дело мерцающем свете огромного экрана со стороны могло показаться, что мужчина просто опустил подбородок на плечо своей дамы, и лишь Эмма слышала его тихий, невозможно сексуальный голос, который, казалось, одним своим хрипловатым, со ставшим таким заметным акцентом звучанием мог довести ее до оргазма.

– Такая мокрая… Готовая… Такая тугая внутри…

Каждое свое слово он сопровождал ритмичными движениями – скольжениями, проникновениями, поглаживаниями, – и ее тело покорно отзывалось на все, что он делал. Это было неправильно, – заниматься этим у всех на виду, – но распаленное откровенными ласками тело буквально гудело от желания, а подхлестываемый адреналином мозг отключал все запреты и ограничения. Нестерпимое, почти невыносимое в своей безумной сладости удовольствие кипело под кожей, концентрируясь в участке ее тела под его рукой, и Эмма беспомощно завозилась, выпрастывая одну руку из-под объемных складок пледа.

– Так хочешь этого, – продолжал шептать Киллиан. Он тоже тяжело дышал, возбужденный ничуть не меньше, и его голос звучал так напряженно, срываясь с каждым новым требовательным движением, которым он заставлял ее тело плавиться, еще сильнее увлажняя его пальцы. – А я хочу тебя. Так сильно хочу…

Руку, наконец, удалось освободить из клетчато-шерстяного плена, и женщина отчаянно прикусила костяшку большого пальцы у основания ладони, заглушая рвущиеся из груди стоны. Эмма чувствовала приближение оргазма по тому, как покалывало и стягивало кожу на затылке, как поджимались пальцы на ногах, как онемение растекалось по телу от того участка под его рукой, что он сжимал, массировал, разминал все требовательнее и настойчивее. Внутри точно скручивалась тугая пружина, и она почти боялась того, что произойдет с ней, когда эта пружина распрямится.

– Ты такая нежная… такая горячая… – Киллиан судорожно сглотнул над ее ухом, и она остро почувствовала, как лихорадочно он дрожит от напряжения. – Ты даже не представляешь, как хорошо внутри тебя. Так туго… Так влажно… Так хочу тебя… Так люблю тебя…

И именно от этих слов ее накрыло – резко и сильно. Эмма зажмурилась, ощутив первый спазм, зажала рот ладонью, и в следующее же мгновение внутри словно распрямилась та самая пружина. Она кричала? Кажется, нет, хотя она ясно услышала раздавшийся над ее ухом тихий стон, когда начавшаяся внутри мощная пульсация сжала его пальцы, а затем нахлынувшее удовольствие бесцеремонно вышвырнуло ее за пределы собственного тела, погружая ее сознание в бархатную тьму, расцвеченную яркими вспышками звезд.

Сколько прошло времени, прежде чем она пришла в себя? Она не знала точно, и теперь лишь пыталась проморгаться одновременно с тем, как возвращался контроль над собой. Оказывается, ее бедра были плотно сжатыми, и пальцы Киллиана все еще находились у нее внутри. Неожиданно смутившись, она с некоторым трудом расслабила и раздвинула ноги, выпуская из плена его руку. Мужчина тихо, довольно хмыкнул, осторожно проскальзывая ладонью по ее телу, и Эмма сладко вздрогнула, когда он коснулся все еще слишком чувствительного участка ее плоти.

Киллиан вытащил руку из-под пледа, и ошеломленная женщина увидела, как медленно, с видимым удовольствием он лизнул свои пальцы, слегка блестевшие от влаги ее возбуждения.

– Ты на вкус как море – такая же солоноватая.

Эмма вспыхнула, заливаясь жарким румянцем до корней волос, и мужчина тихо рассмеялся над ее реакцией. Она невольно улыбнулась в ответ.

В этом был ее Киллиан – почти невозможное сочетание изысканных манер джентльмена и замашек пирата, смесь чистейшей невинности и жаркой порочности, – комбинация, которая так сводила ее с ума.

Хотя в эту игру можно поиграть вдвоем…

И, прежде чем мужчина успел понять ее намерения, она чуть подалась вперед, скользя языком по его пальцам и пробуя собственный вкус.