Он сделал шаг назад, стянул куртку, невнятно выругавшись, когда крюк зацепился за рукав, кинул ее на один из стоящих рядом бочонков… Поняв, что Киллиан задумал, Эмма завозилась, дрожащими пальцами сражаясь с пуговицей и короткой «молнией» собственных брюк, и мужчина опустился перед ней на колени, помогая расстегнуть один сапог. Они одновременно зацепили край брюк, стягивая вместе с бельем вниз, и, не сдержавшись, Киллиан потянулся, прижимаясь губами к своду ее бедер.
Сорвавшийся с приоткрытых губ тихий жалобный звук был похож на мяуканье, когда его язык широко и влажно лизнул нежные складки; тонкие пальцы вцепились в его волосы, когда он, посасывая, слегка втянул ее клитор, плотнее притягивая к себе женщину за обнажившуюся ягодицу. И пусть поза была не совсем удобная и не давала слишком большой доступ, пусть его щетина слегка царапала внутреннюю поверхность бедер, оставляя красноватые следы раздражения, но тихий скулеж, с которым Эмма отзывалась на ласки мужчины, ее запрокинутая голова, подрагивающие ноги и судорожные толчки навстречу с лихвой компенсировали и затекающую шею, и ноющие плечи, и почти каменную от невыносимого возбуждения твердость члена, прижатого к животу и полускрытого сбившимся бельем.
Еще одно скольжение.
Еще одно движение языком.
Еще одно посасывание.
Она захныкала его имя, дрожа всем телом, – почти готовая, почти близко, почти уже!.. – и Киллиан резко отстранился, поднимаясь на ноги и с каким-то хищным удовлетворением заглядывая в ее лицо. Пушистые ресницы дрогнули, затуманенные близостью прерванного удовольствия глаза встретились с его взглядом, и мужчина медленно, с явным удовольствием облизнулся, заставив Эмму умоляюще всхлипнуть, неосознанно сжимая бедра:
– Пожалуйста…
Наверное, самый безгрешный ангел не смог бы остаться равнодушным, что уж там говорить про какого-то там пирата…
Киллиан подхватил женщину под бедра, прижимая к себе, сделал шаг в сторону, усаживая на прикрытый курткой бочонок, быстро снял с нее и отставил в сторону расстегнутый сапог, стянул одну штанину и белье, оставив их небрежно свисать с другой ноги. Острое, яркое, чистейшее возбуждение неслось по венам вместо крови, разгоняемое ударами бешено колотящегося о ребра сердца, мужчина рывком притянул Эмму к краю бочонка, и она почти до боли ухватилась пальцами за его плечи и обвила ногами бедра, удерживая равновесие. Хныкая и дрожа от безумного желания, она выгнулась, сильнее раскрываясь перед ним:
– Пожалуйста, Киллиан, так надо тебя…
И все его планы, все его попытки продержаться чуть дольше рассыпались горсткой пепла на ветру, когда он в ту же секунду едва не кончил от этого нежного звука. Это сильнее, чем банальная жажда обладания, сильнее, чем желание получить долгожданную разрядку. Это просто жизненно необходимо – любить ее, дарить ей удовольствие, войти в нее, ощутить, как восхитительно плотно она обхватит его член, принимая без остатка, а после потеряет контроль, сжимая и утаскивая его за собой в судорогах оргазма.
Мужчина задохнулся, бесконечным усилием воли удерживаясь на грани:
– Сейчас, родная… ох, боже, сейчас…
Горячая, тугая, скользкая от недавнего оргазма и его ласк, Эмма приняла его первым же жадным толчком, до боли впиваясь пальцами в плечи, и слитный, полный удовольствия стон заставил задрожать звезды, разбивая ночь на звенящие осколки. Киллиан прижался губами к распахнувшемуся рту, заглушая и ее, и свои собственные всхлипы, пока его пальцы зарывались в ее волосы на затылке, сминая в горсти длинные светлые пряди, а напряженный член растягивал, проникая в желанную глубину сильными рывками.
Жарко.
Тесно.
До предела.
Так необходимо.
Обычно они занимались любовью долго и сладко, стремясь доставить друг другу как можно больше удовольствия, но сегодня он просто трахал ее – быстро, сильно и резко, в бешеной погоне за их общим оргазмом, зная, что можно, что она хочет этого так же страстно, как жаждет он. И, принимая и разделяя ставшее общим их безумное желание, вторя каждому его движению, она раскрывалась ему навстречу, притягивала к себе, захлебываясь в его рот умоляющими стонами:
– Еще… пожалуйста, еще…
И мужчина едва сдерживался, чтобы не застонать во весь голос, вторя ее мольбам.
Плавясь.
Растворяясь.
Теряя себя.
Забывая обо всем.
И сбившееся дыхание, и хриплые вздохи, и влажные ритмичные звуки, с которыми он погружался в ее тело… Такая узкая, такая мокрая, такая напряженная, впивающаяся короткими ногтями в его плечи, всхлипывающая, задыхающаяся – уже на пределе, на грани, когда каждое новое движение пробивало острой дрожью по телу словно разрядом молнии по оголенным нервом.
Нежная.
Желанная.
Любимая.
Такая нужная.
Его кожа влажная от пота, пряди волос прилипли к вспотевшему лбу, к мокрой шее, но он совсем не чувствовал холод, – не с ней, только не с ней. Оргазм покалывал у основания позвоночника, скручивал внутренности тугой пружиной, и рывки сбились с размеренного такта, когда она выгнулась, запрокинула голову, распахнув рот в немом крике и вздрагивая в первом спазме нахлынувшего оргазма, а он вжался в нее последним резким рывком, с приглушенным стоном выплескиваясь в эту пульсирующую тесноту. Уткнулся лбом в ее плечо, вдыхая этот оставшийся на влажной коже потрясающий запах – запах Эммы, Киллиана и секса.
Самый прекрасный запах на свете.
Не было слов, не было мыслей, кроме одной; он едва слышно выдохнул:
– Эмма…
И почувствовал, как легко она обняла его за плечи
Со стороны дороги вновь послышались шаги и негромкие голоса случайных прохожих, и Киллиан, слегка повернув голову и коснувшись губами нежной шеи, с легким изумлением понял, что это его не так уж сильно волнует. Ощущая ее бьющийся под гладкой кожей пульс, чувствуя, как постепенно расслабляются напряженные мышцы, как выравнивается дыхание, мягко спросил:
– Замерзла? – и тут же, не дожидаясь ответа, осторожно отстранился, заглядывая в ее лицо. – Все хорошо?
Эмма кивнула в ответ, улыбнувшись нежно и немного смущенно, и мужчина, быстро поправив собственную одежду, аккуратно подхватил и помог натянуть на ногу ее белье и свисающую штанину, поднял и надел валяющийся рядом сапог. Пошарив в кармане, достал и протянул ей чистый носовой платок и деликатно отвернулся, позволяя привести себя в порядок. Слыша шорох, с которым женщина поправляла одежду, он застегивал собственные джинсы и ремень и лениво рассматривал крохотный, освещенный лишь дальним светом уличного фонаря закуток, темный прямоугольник двери на более светлой стене, скат крыши на фоне усыпанного звездами неба, красный мерцающий огонек камеры наблюдения на углу…
– Эээ… Свон?… – напряженно позвал он, так и замерев с рукой на не до конца застегнутом ремне.
– Что?
Она обняла его со спины, скользнув теплыми ладошками от поясницы к животу и пробежавшись кончиками пальцев по узкой полоске обнаженной кожи прямо над джинсами; приподнявшись на носочках, выглянула из-за плеча, проследив устремленный на угол трактира взгляд мужчины.
– Ааа, это! – тихонько хихикнув, она чмокнула его в шею прямо под ухом. – Не волнуйся, я сразу зациклила запись камеры, так что Бабушка ни о чем не узнает.
Киллиан стремительно развернулся в ее объятиях, встречаясь взглядом с озорно сверкнувшими глазами, притянул к себе, лукаво выгибая бровь:
– Так значит, ты все это спланировала?
Покусывая губу, чтобы сдержать чересчур довольную улыбку, Эмма смотрела в глаза любимого, пока ее руки ловко застегивали и заправляли его все еще расстегнутый ремень.
– Я хороша в импровизации. Ты сомневался?
Он склонился, прикрыв глаза, потерся кончиком носа о ее нос:
– Ничуть, – промурлыкал он.
Что ж, оставалось придумать достойный ответ.
Киллиан отстранился, потянулся за курткой, надеясь, что его усмешка не слишком заметна.
Кажется, он уже знал, чем ее удивить.