Дверь снова открылась, и Сет вышел на улицу, за ним попятам шагала Эйслинн.
— Мы пойдем с тобой, — сообщила она Донии.
Ее голос был уже тверже, но вид у нее был далеко не самый замечательный: под глазами залегли темные круги, кожа была почти такой же бледной, как у Донии.
— Ты можешь сказать им, чтобы они не шли за нами? — Спросила она.
— Нет. Они его, а не мои.
— Значит, они все услышат?
Эйслинн выглядела так, словно ей нужен был кто-то, кто помог бы ей принять решение, а это было совсем на нее не похоже.
Что же Кинан утаил от меня?
— Они не могут войти в мой дом, — вдруг сказала Дония. — Мы пойдем туда.
Она даже не успела толком подумать перед тем, как сказала это, поэтому резко развернулась и быстро зашагала прочь, чтобы не слышать комментариев, которые обязательно последуют за возгласами удивления. Сет и Эйслинн почти бегом догнали ее.
Опять чужаки в моем доме. Она вздохнула, надеясь, что этот дом в скором времени не станет домом Эйслинн, всем сердцем желая, чтобы Кинан оказался прав. Пусть Эйслинн будет его единственной!
Глаза Сета расширились, когда на границе двора они наткнулись на природный барьер, защищающий дом фейри от вторжения смертных, но Эйслинн даже глазом не моргнула. Возможно, у нее всегда был иммунитет к этому, а может, ее Видение помогало ей не обращать на это внимания. Дония не стала спрашивать. Она прошептала слова, которые ослабили желание Сета повернуть назад, и провела их в дом. Все молчали.
— Мы здесь одни? — Нарушил тишину Сет, осматривая комнату, хотя его смертные глаза ничего не смогли бы увидеть, даже если бы здесь был кто-то еще.
Он по- прежнему держал Эйслинн за руку и, судя по всему, отпускать не собирался.
— Одни, — ответила ему Эйслинн.
Ее взгляд блуждал по комнате, отмечая простую деревянную мебель, огромный камин, который занимал почти всю стену из крупного серого камня.
— Здесь только мы, — подтвердила Дония и прислонилась к камням, наслаждаясь их теплом. — Не совсем то, что вы себе представляли?
Эйслинн прильнула к Сету. Они оба выглядели уставшими и измученными. Эйслинн изогнула губы в полуулыбке:
— Я вообще себе ничего не представляла. Я не знала, почему ты со мной заговорила. И до сих пор, кстати, не знаю. Знаю только, что это как-то связано с ним.
— Здесь все связано с ним. Для тех, кто сейчас снаружи, — Дония указала на дверь, — не ничего важнее его желаний. Все остальное для них ничего не значит. Ты, я, все мы — ничто в их мире. Имеет значение лишь то, важны ли мы для него.
Положив голову на плечо Сета, Эйслинн поинтересовалась:
— Ну, так зачем мы здесь?
Сет обхватил ее руками и усадил на диван.
— Присядь, — тихо сказал он. — Тебе не обязательно разговаривать с ней стоя.
Дония подошла ближе и встала напротив них, глядя на Эйслинн.
— Здесь имеет значение то, чего хочу я. А я хочу помочь тебе.
Пытаясь сдерживать свои чувства, Дония стала обходить комнату. Время от времени она останавливалась, но не предпринимала никаких попыток продолжить разговор. Как же мне сказать то, что нужно? Они измождены, и Дония не могла их в этом винить.
— Дония? — Позвала Эйслинн и развернулась в руках Сета.
Она почти спала от усталости, от всего, что с ней сделал Кинан. Дония не ответила. Она повернулась к полке, на которой стояли книги, собранные Зимними девушками за девять веков. Авторами были как смертные, так и фейри. Дония пробежала пальцами по корешкам любимых книг: «Тайный народ» Кирка и Лэнга, полное собрание «Традиций Высших Дворов», «Мифология фейри» Кейтли, «Бытие: Мораль и смертность фейри» Сорки. Дальше ее пальцы коснулись старой копии «Мабиногиона»,[17] пробежали по коллекции журналов, которые сберегли другие девушки, погладили потрепанную книгу, где между страницами хранились письма Кинана, которые он писал им в течение всех этих столетий — всегда одним и тем же изящным почерком, хотя и на разных языках.
Дония остановилась. Ее рука задержалась на потертой книге с порванной зеленой обложкой. В ней были два рецепта, записанные от руки на красивом, но почти утраченном языке. Эти рецепты давали людям способность видеть фейри. Давать их читать смертным было запрещено. Если какой-либо из Дворов узнает о том, что Дония сделала это, угрозы Бейры покажутся детскими шалостями. Большинству фейри нравилось быть невидимыми для людей, и они не испытывали ни малейшего желания менять положение вещей.
— Ты в порядке? — Участливо спросил Сет, но не подошел к ней, оставаясь рядом с Эйслинн, в любую секунду готовый защитить ее.
Этот чужак волнуется обо мне.
Он был достоин того, чтобы защищать его. Она достаточно хорошо знала историю фейри, поскольку провела много часов, детально изучая эти книги. Может быть, однажды фейри даже вознаградят его за то, что он сделал, защищая ту, кто однажды станет королевой.
— Да, — ответила Дония. — На удивление прекрасно себя чувствую.
Она сняла книгу с полки, села напротив них и принялась осторожно переворачивать страницы. Некоторые выскальзывали из старого переплета.
— Запиши это, — произнесла Дония почти шепотом.
— Что это? — Эйслинн моргнула и выпрямилась, освобождаясь из объятий Сета.
— Это преступление, и за него полагается более чем серьезное наказание, если кто-нибудь узнает, что я дала вам это. Кинан, возможно, и не будет возражать, если никто больше об этом не узнает, но я хочу, чтобы у него, — Дония слегка наклонила голову в сторону Сета, — был шанс достойно пройти через все, что вам предстоит. Оставить его слепым и беззащитным… было бы несправедливо и неправильно.
— Спас…
— Нет, — резко оборвала она Сета, — это смертные слова, которые ничего теперь не значат от частого употребления. Если ты собираешься жить среди таких, как мы, запомни: эти слова принимаются как оскорбление. Если кто-то окажет тебе услугу или сделает для тебя что-то из дружеских чувств, вспомни об этом. Не уменьшай значение таких поступков пустыми фразами.
Сказав это, Дония протянула ему рецепт бальзама, который поможет ему видеть фейри.
Сет записывал странные красивые слова, изогнув бровь, но не задавал никаких вопросов, пока она не закрыла книгу и не вернула ее на полку, только после этого он спросил:
— Почему?
— Я была ею, — ответила Дония и отвела взгляд.
Она смотрела на корешки книг на полках, чувствуя, как на плечи давит тяжесть только что совершенного преступления. Простит ли ее Кинан когда-нибудь? Она не была в этом уверена, но, как и он сам, она верила, что Эйслинн — Летняя Королева. Иначе почему Бейра так настойчиво требует, чтобы Эйслинн не прикасалась к посоху?
Дония взглянула на Эйслинн и объяснила:
— Я была смертной. Я понятия не имела, кто он такой. Да и никто из нас не знал. Ты первая, кто видит его истинного. Ты видишь их всех настоящими, как и меня.
— Ты была смертной? — С сомнением переспросила Эйслинн, и Дония кивнула в ответ. — И что произошло?
— Я полюбила его. Я сказала «да», когда он попросил меня остаться с ним. Он предложил мне вечность, любовь, полночные танцы…
Дония пожала плечами, не желая предаваться мечтам, на которые у нее не было права, тем более, сейчас, когда на нее смотрела Эйслинн. Однажды Сета не станет, но Кинан будет всегда. И если Эйслинн — Летняя Королева, то когда она полюбит Кинана — всего лишь вопрос времени. Как только она увидит его сущность, того, кем он может быть…
Дония потрясла головой и добавила:
— Другая девушка пыталась отговорить меня. Однажды она тоже доверилась ему.
— Но почему ты не послушалась? — Вздрогнув, спросила Эйслинн и прижалась к Сету.
— А почему Сет здесь?
Эйслинн не ответила. Ответил Сет. Сжав ладонь Эйслинн, он сказал только одно слово:
— Любовь.
17
«Мабиногион» — традиционное название, прилагаемое к циклу валлийских повестей, созданных в основном в средневаллийский период, но отчасти восходящих, по всей видимости, к древним традициям железного века. Это название было впервые приложено к этому циклу леди Шарлоттой Гест, первой их переводчицей на английский язык. В действительности правильным является название Мабино́ги, но и оно относится лишь к так называемым «Четырём ветвям Мабиноги» (валл. Pedair Cainc y Mabinogi), первым четырём повестям цикла. Целиком весь цикл сохранился в рукописях, известных как Красная Книга из Хергеста и Белая Книга из Ридерха; кроме того, фрагменты отдельных повестей сохранились в других источниках.