Через миг он стоял перед ней так же, как на ярмарке, протянув руку и умоляя принять его. Тогда ей казалось, что все вот-вот закончится, а сейчас у нее душа в пятки уходила от ощущения, что все только начинается.
Как мне рассказать обо всем Сету? И бабушке? Что я им скажу? Простое желание перестать видеть фейри не срабатывало, и Эйслинн начинала думать, что со всей этой неразберихой будет так же. И несмотря на то что она изо всех сил старалась отрицать это, она все же осознавала, что с ней происходят изменения.
Я одна из них.
И теперь, если она хочет выжить, ей нужно думать о том, как иметь дело с миром фейри.
Потом она вдруг вспомнила, что и охранник на входе, и Кинан упомянули еще одного правителя, еще одного игрока в этой игре.
Эйслинн посмотрела на Кинана и поинтересовалась:
— А кто такая Зимняя Королева? Она может мне помочь?
Кинан чуть не подавился коктейлем. Едва заметным глазу движением он схватил ее за руки:
— Нет! Ты ни в коем случае не должна давать ей знать, что видишь нас, что понимаешь хоть что-то из происходящего. Я не стану причинять тебе вред из-за того, что ты нас видишь, но есть другие, которые могут это сделать. И Зимняя Королева — одна из них. Это из-за нее я бессилен. Из-за нее замерзает земля. Ты не должна искать с ней встречи.
Его пальцы так сжимали руки Эйслинн, что она тоже начала светиться. Он казался по-настоящему испуганным, и ей не очень-то хотелось разбираться в причинах этого.
Он считает себя бессильным?
Эйслинн молча кивнула. Кинан отпустил ее руки и разгладил смятые рукава блузки. Неожиданно шум и музыка стали громче, и она потянулась к нему, почти касаясь губами его кожи:
— Мне нужно знать больше. Ты просишь от меня слишком многого… — На мгновение Эйслинн замолчала, задумавшись о том, от чего он просит ее отказаться, о том, кем она станет. Точнее, уже становлюсь . — Мне нужны ответы, если ты хочешь, чтобы я обо всем этом подумала.
— Я не могу рассказать тебе всего. Таковы правила, Эйслинн. Правила, которые существуют уже много-много веков. — Он почти кричал, чтобы она слышала его в этом шуме. — Мы не можем говорить здесь, все слишком взволнованы. — Вокруг них совершенно не по-человечески прыгали фейри, даже те, что носили «иллюзии». Он снова протянул ей руку. — Пойдем в парк, в кофейню, куда захочешь.
Эйслинн подала Кинану руку, ощущая растущую ненависть к тому, что ей приходится выбирать.
Кинан держал ее маленькую ладонь в своей руке, и ему казалось, что само солнце коснулось его. Она еще не сказала «да», но она уже думает об этом, принимает то, что ее смертность осталась в прошлом. Конечно, она будет тосковать — так было со всеми новообращенными девушками.
Он вел ее к выходу, видя, что все летние фейри следят за ними с одобрением в глазах. Кинан подозревал, что Эйслинн тоже видит их, не их «иллюзии», а то, что под ними скрывается, их настоящие лица. Она шла за ним через танц-пол. Эйслинн не хотела танцевать, но и не шарахалась от фейри, когда они подходили ближе. Для смертной, которая одарена Видением, это было по-настоящему смело. Кинан знал, что она слышит тех фейри, которые, не зная о ее даре, предпочли остаться невидимыми, подходили ближе остальных и гладили ее по волосам.
— Наша миледи.
— Королева…
— Наконец-то она пришла к нам…
Они не слышали ее сомнений и отчаяния. Они только знали, что смертная девушка искала Кинана, видели, что она уходит вместе с ним. После слов гадалок на карнавале они верили, что она та, кто освободит их. Кинан надеялся, что все они правы.
— Летние девушки в библиотеке, — начала Эйслинн, — они сказали, — она вдруг покраснела и отвела взгляд, — м-м, как будто они встречаются со смертными.
От этих слов Кинану стало больно. Он и подумать не мог, что, когда найдет свою королеву, будет настолько ей неинтересен.
— Встречаются, — ответил он, стиснув зубы.
— Значит, и я могла бы…
Эйслинн замолчала — они подошли к выходу. Вышибала, который добавил металлические кольца к своей «иллюзии» с тех пор как Кинан пришел сюда, улыбнулся Эйслинн:
— Эш.
Она смело ухмыльнулась ему в ответ:
— Потом.
Потрясенный тем, что Эйслинн улыбалась громиле, Кинан собирался с мыслями, чтобы спросить, что между ними происходит. Ему казалось, это куда лучше, чем обсуждать ее желание продолжать отношения со смертным. Они уже вышли на улицу, и он почувствовал это: боль от пробирающего до костей холода.
— Бейра, — процедил Кинан и поспешно добавил шепотом: — Оставайся рядом со мной. К нам направляется моя мать.
— Я думала, ты живешь с дядями.
— Так и есть. — Он встал перед Эйслинн, закрывая ее собой. — Бейра не способна ни о ком заботиться.
— Ну-ну, сладкий мой, не очень-то любезно с твоей стороны.
Бейра вышла из темноты, как ночной кошмар, который он никак не мог забыть. В ее «иллюзии», как обычно, имелась нитка жемчуга и серое платье. На Бейре было меховое манто. Но «иллюзия» скрывала снег в ее глазах и морозные искры на губах. Кинан знал, что Эйслинн это видит. Знал, что она видит истинное обличие его матери, и ему это не нравилось.
Бейра вздохнула, выпустив ледяной вихрь ему в лицо, и заявила как ни в чем не бывало:
— Я тут подумала, что мне просто обязательно нужно встретиться с девушкой, о которой болтают все вокруг.
После этого Зимняя Королева потянулась к Кинану и поцеловала в обе щеки. Он почувствовал, как там, где ее губы коснулись его кожи, появились обмороженные участки, но промолчал.
— А другая знает, что ты на свидании с ней? — Драматично прошептала Бейра, указав на Эйслинн, и сморщила нос.
Кинан сжал ладонь в кулак, едва сдерживаясь и думая о том, как она угрожала Донии. Сейчас, когда рядом с ним стояла Эйслинн, все еще уязвимая, он не смел поддаваться эмоциям.
— Я не знаю, — сдерживая ярость, произнес Кинан.
Бейра поцокала языком.
— Вспыльчивость так непривлекательна, тебе так не кажется?
Кинан не поддался на эту уловку.
Бейра сложила руки вместе, послала в него волну холода и приторно-слащавым голосом поинтересовалась:
— Ты не познакомишь нас, милый?
— Нет, — твердо ответил Кинан, оставаясь между ней и Эйслинн. — Думаю, ты должна уйти.
Бейра рассмеялась; холод, который клубами вырывался вместе со смехом, причинял Кинану боль. Он старался закрывать собой Эйслинн так, чтобы холод не смог достать ее. Но она вдруг вышла из-за его спины и смерила Бейру презрительным взглядом.
— Пойдем, — сказала Эйслинн и взяла его за руку, не в знак любви или привязанности, а в знак солидарности с ним.
Это была уже не та взволнованная девушка, с которой он разговаривал в «Руинах». Нет, сейчас она была похожа на воина, закаленного в тысячах битв и забывшего, что такое улыбка даже в моменты радости. Она была великолепна!
Пока Кинан стоял, изо всех сил пытаясь справиться с холодом Бейры, Эйслинн потянула его голову к себе и поцеловала обмороженные щеки. Он чувствовал ее губы, как бальзам на ранах.
— Терпеть не могу выскочек, — констатировала Эйслинн.
Тепло прошло сквозь его ладони, поднялось внутри и обожгло щеки.
Этого не может быть!
Кинан перевел взгляд с Эйслинн на свою мать. Они стояли лицом к лицу, будто были готовы с минуты на минуту развязать войну, которой фейри не доводилось видеть тысячи лет.
Неспособный собраться с мыслями, Кинан уставился на мусорный контейнер чуть ниже по улице, на полусонного мужчину, свернувшегося в гнезде из грязной одежды и рваных коробок, и вдруг почувствовал, что к ним приближаются его советники с охраной.
Бейра подошла ближе и подняла руку к щеке Эйслинн:
— У нее знакомое лицо.
Эйслинн увернулась от ее прикосновения: