Иди сюда!
Быстро!
Он сунул телефон под подушку и стал ждать. Ждать и отчаянно себя отчитывать. Ну что за шутки? К чему всё это… К чему эти терзания? Раз в неделю, максимум два, вот чего он хотел всегда от той же Ивановой. Иногда она была назойлива, но только по своей прихоти. Чаще всего они оставались спать в гостиной, очень часто не спали вообще, потому что Иванова уезжала на такси.
До неё была другая… та же схема. Никаки привязанностей. Никакой наркомании. Никакого адреналина. И хорошо же было, приятно. Приходишь домой, ложишься спать, спишь, а тут — уставился в потолок и ждёшь, ждёшь, ждёшь!
Да где её носит??
Ты где???
блин, уснула. Ща.
Шорохи, шорохи… и лунный свет загородила рыжая макушка. Вероника заглянула в комнату и осторожно стукнула дважды в стекло.
— Чего стоишь? Тебя пока дождёшься состаришься! — заявил Егор задирая голову, чтобы видеть её.
— Эм… не знала, что вы ждёте, — она пожала плечами и с теплотой на него посмотрела. Умиляясь.
— Почему нет?
— Мы не договаривались о встрече.
— Ты не хочешь? — он сел и спустил ноги на пол, но только пятки коснулись ковра — расслабился.
Егор понял что реагирует странно и бурно, нет уж. Так не пойдёт. Это всё сумасшествие, мир в котором собаки стали ходить на работу, а люди их ждать дома — и тот был менее странным и трешовым.
— Можешь идти спать, прости, — спокойно произнёс Егор и кивнул на выход.
И стерва… пожала плечами. Развернулась и пошла к себе. Егор бы отпустил, если хочешь идти — иди! Что уж тут. Но двигатель внутреннего зажигания в груди (очевидно работающий на «Белом русском») заставил двигать поршнями.
Егор подорвался и схватил Веронику, когда она уже перелезла через бортик, поднял над ним и затащил на руках в комнату, а потом и в кровать.
— Но сон… — протестующе вздохнула она.
— Подождет.
Они лежали рядом, и снова за окном разливался по небу рассвет. Красивой алой рекой, он чертил горизонт над чёрными девятиэтажками и тусклыми городскими огнями. Рассвет был тут главным, будто авангардный художник, решил, что стоит забубенить поверх пейзажа алую полосу, а потом посвятил этому целую выставку.
Егор снова не спал, и снова смотрел, как спит Вероника. Он уже четверть часа гладил ее лицо по одной и той же линии, от подбородка — до пробора волос. Лоб, нос, губы.
— Вы протрете во мне дыру, — не открывая глаз пробормотала Роня. — Разрежете напополам.
— Зачем опять дралась сегодня? — тихо спросил Егор, не давая никаких ответов, но гладить продолжил, только теперь пришлось уворачиваться от острых зубов одной акулы.
— Иванова сказала что мне надо к врачу, потому что в этой постели проходной двор, — Вероника открыла глаза и приподнялась на локтях. — Уже рассвет?
— Рассвет, опять… третья ночь без сна.
— Вы сами не дали мне спать у себя, — рассмеялась она. — Я давала шанс. Вы его упустили.
— Не жалуйся, Соболева. Хотела бы — ушла. Скажи, слова Ивановой тебя беспокоят?
— Нет, — она пожала плечами и упала обратно на подушку. — Понимаете… это ваша проблема, сколько вы наггетсов с сырным соусом съели. Не моя. Каждый должен следить за собой, и Иванова в том числе! Я прекрасно знаю вашу репутацию, и знала всегда. Оправдаете ожидания — ок! Окажетесь лапушкой — круто! Хуже? Но хуже некуда.
— Я так ужасен? Ах, ты стерва! — он навалился на Роню, оказавшись между ее ног и тут же уткнулся в сгиб ее шеи, больно прикусив кожу.
— Я вас не считаю ужасным, — она покачала головой, в попытке уйти от укуса. — Но вы же… ай! Вы же совершенно… не… ай! Эталон!
— А кто я? — Егор прекратил нападение, навис над Роней, чуть наклонился и коснулся кончиком языка ее шеи.
— Вы мужчина… — она застыла, медленно выдыхая. — Который… понравился мне именно таким… и большего я не жду.
— Но почему? — он стал спускаться ниже, пока не дошёл до живота, и не замер уткнувшись в него лбом. — Как можно влюбиться в неидеального человека?..
— Разве идеальный не скучен?
— Разве не идеальный не раздражает?
— Разве без раздражения я вам была бы интересна?
— С чего ты взяла, что ты мне интересна?
— Вы у моих ног… — засмеялась она и тут же выгнулась, ловя ртом воздух.
— Не «у», а «между» — тупица, — шепнул он.
Примечание:
Lay a whisper on my pillow,
Прошепчи мне сон в подушку,
Leave the winter on the ground.
Застели все ковром зимы.