Сам декан! замер, развернулся и направился в сторону “звезды” ВУЗа.
— Вероника, можно вас на пару слов, — медленно, но чётко произнёс декан, глядя на Веронику из-под кустистых бровей. И никакого веселья и мёда в голосе. А так всё было хорошо…
— Да, девочки, я догоню.
— Не сомневайтесь… девочки! — ядовито выдавил из себя декан, провожая Вероник взглядом. Ника и Вера обернулись напоследок, но всё-таки ушли, а Роня осталась. — Что у вас с историей?
— Всё хорошо… сдала Историю Англии… Осталась Россия и там… по мелочи.
— По мелочи? А я не ослышался, — декан перекатился с носка на пятки и сложил руки на животе. — Не ослышался ли я… что вы хотели прогулять?
— Я…
— Вероника! Вы должны понимать, что проблемы с Егором Ивановичем, на ваш счёт — занимают чуть ли не четверть моего времени! Это нонсенс! И если раньше я шёл на уступки, то теперь… я ижу с вашей стороны полное безраличие к предмету! Уму не постижимо, какая безответственность и неблагодарность! Мы столько раз расшаркивались перед Егором Ивановичем, а вы в ответ…
— Простите, — Вероника подняла на декана взгляд и почувствовала, как у неё задрожали губы. Впервые. Это было так близко к слезам, что она была почти рада. Почти готова рассмеяться и обнять старичка с кустистыми бровями.
Когда тебя отчитывает какой-нибудь “властный герой”, ты смотришь на это и только пожимаешь плечами, но когда тобой недоволен человек в возрасте, с мягким заботливым взглядом и очаровательными бровями, а тебе вдобавок стыдно — это выше любых сил.
Вероника смотрела в глаза отчитывающему её человеку и понимала, что это уже не остановить. Крупные, горячие, долгожданные слёзы покатились по её щекам, и не поверив этому в первую секунду Соболева коснулась своего лица кончиками пальцев чтобы убедиться, и вдруг разрыдалась кошмарно, громко и со всей душой.
Она рыдала, как малышка, даже топнула ногой, а декан гладил её по спине и успокаивал. Это был, пожалуй, самый трогательный момент в жизни мужчины, ибо уверенный, что наставил на путь истинный студентку, он мысленно ставил себе маленький (метра два-три) в высоту, памятник во дворе ХГТУ.
А Вероника бормотала что-то невнятное, что могло значить, как “люблю”, так и “убью”. Как “Егор”, так и “позор”. И на душе у обоих участников процесса становилось светло.
Четверть часа спустя, умывшись в туалете, Вероника долго смотрела в зеркало на своё жалкое зарёванное лицо и старалась собраться с силами. Легче стало, а вот храбрости не прибавилось.
— Не хочу его видеть! — прошипела она себе под нос.
— Что? Прошла любовь? — усмехнулась Иванова, нарисовавшаяся в дверях туалета.
— Ты меня, чтоли искала? — вздохнула Вероника, доставая расчёску из рюкзака.
— Не поверишь! Хотела тебе передать… что раз уж место так быстро освободилось… не рассчитывай, что я не воспользуюсь шансом. Неудачница!
— Иди… пользуйся, — пожала плечами Вероника, проводя по волосам, отчего локоны становились блестящими.
— Вот так вот просто?
— А что? Думаешь у тебя вот так вот просто всё не получится? — Роня спрятала расчёску в рюкзак и закинула его на плечо. — Ну-ка пошли!
— Куда это? — Иванова напряглась, но Вероника только покачала головой, не давая ей шанса смыться.
— Ну как же… пора мне уже выбить из твоей головы эти влажные глупости, заколебала! — Вероника вышла из туалета и с удовлетворением отметила, что Иванова бежит следом.
Страшно было до жути, но в крови до сих пор бушевал жуткий адреналин от только что выплеснувшихся эмоций.
Роня знала: всё получится. И она всех избавит от Ивановой, даже ей самой станет проще жить.
— Идёшь? — она обернулась к сопернице, та с каменным лицом цокала каблуками, еле поспевая за слишком уж заряженой Вероникой.
— Что ты хочешь?
— Ну как же… на историю пошли! Чего ждём?
— Соболева, я не…
Договорить Иванова не успела, Вероника распахнула дверь аудитории и весь поток на неё уставился, а самое главное Егор Иванович, не успевший остановить презентацию, которая продолжала бормотать фоном.
— Соболева! — пропищала Иванова оставшаяся в дверях.
Вероника сделала четыре решительных шага и остановилась перед Егором, а потом, чтобы никто ничего не успел предпринять — поцеловала. От души, по-настоящему. Вероятно так, как делала это в самые их лучшие дни, так чтобы по венам лилась сгущёнка, и бил в голову “Белый Русский”, со всеми вытекающими последствиями, и его рукой, мгновенно рарывшейся в её волосы.
— И что это доказывает? — спросила Иванова.