— Как?.. Ночь же уже.
— Не страшно. Пошли.
Веронике казалось, что Егор её похитил.
Как принц на белом коне, которого обещают сказки. Или даже дракон, на которого остаётся только возлагать надежды, что он на самом деле принц. Он же должен прийти, протянуть руку и позвать за собой. И будь ты хоть кем. Хоть принцессой, хоть простой девушкой.
Веронике казалось, что её похитили, и ночью везут далеко-далеко, обещая хижину, а не дворец. И она, принцесса, едет одурманенная и заколдованная. Уверенная, что стоит только поцеловать дракона и вот он принц! Как заказывали. И конь тут же, прилагается.
Веронике казалось, что это похищение — самое романтичное, что с ней происходило, и она даже отказалась от музыки, чтобы сохранить момент чистым и правильным, не создавать якорей и не вздрагивать потом всякий раз от удачно подошедших друг другу нот.
— Зачем вы увозите меня? — спросила она, когда пригород остался далеко позади.
— Ты же хотела, — улыбнулся он. — Но вообще мне просто не сиделось на месте. Не ищи скрытых смыслов.
— Мы… вместе? — честный вопрос требовал честного ответа.
Егор недолго думал, но всё-таки эти несколько секунд провисели в машине, и их будто кто-то отсчитывал метрономом.
— Ты хочешь это как-то назвать? — наконец проговорил он. В машину будто прорвался ледяной ветер.
— Это выше ваших сил?
— Нет. Я просто не знаю как. У меня никогда не поворачивался язык говорить кому-то “девушка”, а для тебя мне это кажется и вообще неподходящим. Говорить, что ты моя… — он покачал головой. — Давай пока говорить просто, что ты — моя. А там будет видно.
Вероника кивнула.
Примечание:
Ты — мое дыхание,
Утро мое ты раннее.
Ты и солнце жгучее
И дожди.
Всю себя измучаю,
Стану я самой лучшею,
По такому случаю
Ты подожди.
По такому случаю
Ты подожди.
"Ты моё дыхание" — А. Якушева
=Закрыв глаза, счастливо улыбался…
Они добрались до места минут через пятнадцать, после того, как стали ясны их роли, и всё это время оба не могли перестать слышать эти слова. “Ты — моя!”
Простая фраза, но она волной о камень, билась о их уши. Снова и снова накатывала, отступая лишь ненадолго ради краткого отдыха.
Ночь была гуще за городом, воздух как черничное варенье, насыщенно-чёрный. Дачный посёлок совершенно пуст. Беден и непривлекателен.
Это было то самое место, которое представляешь себе, когда видишь уставшую грязную женщину в маршрутке, или нагруженную вилами и лопатами “Шестёрку”, которая мчит за город в субботу в шесть утра.
Дача не от слова шашлыки, а от слова “прополка”.
— И это дача Льва?.. — шепнула Роня, глядя по сторонам. — Вы вообще видели, что покупали?..
— Я мало того что видел, я её с руками и ногами отрывал.
— Зачем?..
— Не нравится? — удивился Егор и пошёл прямиком к остаткам калитки.
И несмотря на то, что забора ни справа, ни слева не имелось, всё равно распахнул перед Вероникой косую деревянную дверцу.
На участке явно когда-то кто-то что-то садил. Имелись и три ветвистые яблони, сейчас облысевшие. Землю под ними устилал плотный ковёр промёрзшей листвы. Вдоль практически полностью отсутствующего забора кусты малины, всюду высохшая трава. И покосившиеся сараи, и основа недостроенной бани, и маленький серый домик, обветшавший настолько, что страшно смотреть.
Это видим мы, а для Вероники всё было просто серым, замороженно-искрящимся и таинственным, как древний сад из старинного фильма.
Она смело шла по тропинкам, которые практически не угадывались в темноте и запустении, смотрела по сторонам и глубоко дышала, наслаждаясь остро-пряным запахом не городской осени.
— Не знаю. Не понимаю. У меня не было дачи, но так я себе это представляла в страшных снах о поездках “на картошку”. А что в доме?
— Да я бы знал… надеюсь не бомжи.
Они нашли под половицей ключ и открыли навесной бесполезный замок. Изнутри домик выглядел не так плохо, особенно в свете телефонных фонариков. Его даже поделили на комнаты, используя вместо перегородок старые двери. Стёкла в них запылились, закоптились, но смотрелось весьма неплохо.
— Покрасить бы всё тут и отмыть. Представьте как бы стало симпатично.
Стены в домике были ровные, а потолки на удивление высокие. Будто когда-то планировалось соорудить второй этаж, но планы так и остались планами. Зато под потолком теперь имелся обрубок перекрытия, на который даже вела хилая лестница. По центру гордо высилась на свои полтора метра крохотная печка.