Тон был таким, будто Егор злится, а Вероника что-то сделала не так. И от каждого его слова, ей становилось неловко, неуютно и даже казалось, что не поедут они ни на какую дачу и вообще весь день может вот вот пойти по наклонной.
— Ты будешь молчать и дальше?.. — тишина. — Я тебя не понимаю. То ты смелая настолько, что лупишь меня шарфом, высказываешься по любому поводу, и требуешь ответов. Откровенничаешь мне. А то тебя парализует, как ежа, и ты просто сидишь дрожишь! Это вообще как? Я. Тебе. Тказал. Что люблю тебя, ясно? Это не просто найти девчонку на пару недель. Это вроде как по-настоящему, а ты считаешь, что всё закончится из-за чьей-то свадьбы?
Она и правда сидела и дрожала. Он вроде бы говорил хорошие, правильные вещи, а она тряслась, уверенная, что уже всё испортила.
— Вероника! — он пощёлкал пальцами у неё перед лицом. — Мы едем?
Она кивнула.
Егор зарычал и вцепился в руль.
— А мне кажется, что нет. Я не понимаю, что с тобой не так.
— Я не знаю… Я не верю…
—…мне? — усмехнулся он. — Я может быть тебя обманывал? Мне кажется, я предельно честен.
— Но вы мне ничего не обещали…
— Вот сейчас обещаю! Вероника, ты — моя. Я испытываю к тебе чувство глубокой привязанности и любви. Всё? Проблема себя исчерпала? Или мы будем избегать свадеб и сидеть на даче всю оставшуюся жизнь, чтобы никто тебя не смущал? У меня, знаешь ли, нет проблем с тем, чтобы пойти к Яну с Сафо на свадьбу.
— Окей, — тихо мяукнула она.
— Почему я тебе не верю?
— Не знаю.
— А ты мне почему не веришь?
— Я не знаю, ясно? — воскликнула она и Егор удивлённо на неё уставился.
— Мы сейчас что… ссоримся? — вопрос был насмешливым, но никто не смеялся.
— А что, нельзя? — обиженно спросила она. — Простите…
— Не извиняйся, — очень тихо ответил он. — Не люблю это…
— Ну вот, и ссоры не вышло. И разговора не вышло…
Вероника отвернулась и уставилась на детскую площадку, где качался на качеле одинокий мальчик в чёрной шапочке.
— Вас так задевает недоверие?
— А тебя так напугала моя реакция?
И оба засмеялись.
Дурацкая идея очистить дачу привела к тому, что там стало по крайней мере чисто. Но никакого электричества не появилось, конечно. Кровать по-прежнему была паршивой, а о ночевках не шло и речи, потому как на улице становилось всё холодней.
Зато если не жалея бензина мотаться туда по вечерам и пить чай — можно считать, что появилась совместная берлога, верно? И она казалась совершенней любой квартиры и даже комнаты "Мастера", которая была слишком уж близка к посторонним людям.
Егор Иванович впервые там попробовал себя в роли репетитора, а Вероника Соболева впервые, честно пыталась учить историю не по фильмам Копполы и мюзиклам.
— А нет какого-нибудь… сериала там… про историю?
— И зачем этот чувак туда пошёл войной?
— А она типа крутая была?
— Мм… и при чём тут гугеноты?
— А это про какую сейчас страну речь?
— И чё, прям так и было?
— И как ты училась всё это время… вот правда, терпеть не могу таких как ты, — объявил на третий вечер Егор, пытаясь при этом быть серьёзным, но Веронику этим не проймёшь.
Они сидели за столиком у печки, и пили чай с вафлями, больше в машине ничего не нашлось, и уже третий час обсуждали непокорные реформы Столыпина, которые заставляли несчастную Веронику зевать.
— Н-да? — кокетливо спросила она, прячась за дымящейся кружкой.
Чайник был найден на всё той же даче Игнатовых, причём не обычный, а двойной. Турецкий! С заварником сверху. И теперь его грели прямо на печке без остановки. Потому получался тёмно-коричневый насыщенный чай, который за вечер настаивался до невозможности.
— И я считал, что если истребить тебя, как королеву лентяев, то проблема себя исчерпает.
— У вас с истреблением проблемы…
— А у тебя с историей!
Вероника тем вечером долго смотрела на Егора и думала вот о чём: что будет, если и правда всё закончится. Если не будет этого дачного домика с высокими потолками, вкусным чаем и столиком у печки.
Если не будет он больше учить её истории, а она не будет включать в машине в долгой дороге до посёлка очередную арию? Что если пока она растягивается, сидя на пушистом ковре, он не будет что-то писать в свою рабочую тетрадку, как старик, не знающий о существовании компьютеров?
И внутри у Соболевой всё заныло от мысли об этом.
Она поняла, что стала жадной, ужасно жадной, а когда-то хотела хоть минутки с ним. Была готова попрощаться навсегда ради одного поцелуя. Теперь не хватало часа, суток, недели. Всего было ужасно мало.