– Рия, – предупредил Джоко. – Незачем говорить об этом так безапелляционно.
– Что ты понимаешь под «говорить безапелляционно», Джоко Уолтон? – она остановилась перед ними обоими и помахала пальцем перед носом Джоко. – Ты имеешь в виду, что не собираешься сделать меня честной женщиной? После того, как ты соблазнил меня?
– Рия! – Джоко встряхнул ее за плечи, пытаясь заставить замолчать. – Послушайте, инспектор, она…
Ревилл сдержал смешок. Его нос сморщился, но лицо осталось суровым.
– Он соблазнил меня, – громко заявила она. – Он нашел ко мне подход.
– Мария Торн!
– Ну, не я же его нашла. Ты женишься на мне и сделаешь меня честной женщиной, а себя – честным мужчиной.
– Похоже, ты должен подчиниться ее требованию, мистер Уолтон, – буркнул Ревилл. – А я оставлю у себя твое признание, пока ты не поступишь с этой девушкой как порядочный мужчина.
– О Боже! – только и успел сказать Джоко. Мария обняла его за шею и крепко поцеловала прямо на улице перед «Лордс Дрим».
– Мария…
– Джоко.
Он заключил ее в объятия, его рука, утонув в ее волосах, опустилась ей на шею. Их губы соприкоснулись, поцелуй длился и длился нескончаемо. От счастья он опьянел, у него закружилась голова. На мгновение их уста разомкнулись, и в этот миг он снова прошептал ее имя.
– Не говори ничего, – прошептала она в ответ.
Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя.
Теперь этот миф был развенчан. Джоко держал в объятиях леди… и она была не такой, как другие женщины, которых он знал. Совсем не такой.
Она была небесами – небесами, которых он и не надеялся достичь. Но когда он коснулся устами ее щеки, ее губы снова стали искать его рот. И тогда он понял…
Он понял, что любит ее.
Эпилог первый
Более дюжины свидетелей собрались в церкви Святого Бонифация, чтобы посмотреть, как Мария Торн в последний раз распишется своим девичьим именем в регистрационной книге. Джоко поставил свое имя вслед за ней. Затем, когда миссис Эйвори Шайрс и детектив инспектор Ревилл расписались в качестве свидетелей, он заключил новобрачную в объятия. Его поцелуй был залогом долгой и счастливой совместной жизни.
– Мне кажется, что это сон, – прошептал он.
– Я люблю тебя, – прошептала в ответ Мария. Бет и Панси хихикнули.
Миссис Шайрс подтолкнула Ревилла локтем:
– Вот и нет больше жулика. Верно, инспектор?
– Полное и окончательное исправление, – кивнул ее спутник, раздуваясь от гордости.
Затем вор повел свою леди в розовом подвенечном платье и отделанной кружевами шляпке к выходу из портала, на солнечный свет.
Перед ними шли две девочки-цветочницы, одетые в бледно-розовые платьица и кружевные передники. Они несли корзинки с лепестками роз, которые разбрасывали на пути новобрачных. На их головках были розовые чепчики, отделанные атласными лентами, их улыбки сияли как два маленьких солнышка.
– Мне все так нравится! Джоко такой красивый, – счастливо лепетала Панси. – Я хочу замуж.
– Сначала вырасти, – с терпеливым видом объяснила ей Бет. – Подожди, пока вырастешь.
– Я почти выросла, – Панси встала на цыпочки и выпятила тощую грудку. – Семь – это почти уже взрослая.
– Вовсе не взрослая.
– Но теперь я уже хожу в школу. Я больше не ребенок.
Герцогиня, одетая в прелестный шерстяной костюм с модным турнюром, положила руки на плечи своим питомицам и шепнула им на ушко, что в такой счастливый день, как сегодня, нельзя пререкаться друг с другом.
Леди Клариса сдержала свое слово. Чек с причитающейся долей, положенный на имя Эвелин Монтегю, обеспечил обучение в школе этих малышек и помог Герцогине пристроить других питомиц. Однако имя Эвелин Монтегю осталось только на счете. Хотя Герцогиня поселилась в удобных, пусть и скромных комнатах, она все равно носила свои лохмотья и бродила по улицам, высматривая девочек, попавших в беду.
– Ты выглядишь такой красавицей, Мария, – Мелисса обняла свою сестру, а затем и зятя. – Джоко, ты тоже выглядишь замечательно. Ты понимаешь, как тебе повезло?
Волосы Джоко были расчесаны до золотого блеска, лицо сияло счастьем. Он крепко прижал к себе Марию.
– Кажется, понимаю. Она красива, как ангел, и очень умная. Я женился на машинистке.
Мария лучезарно улыбнулась ему:
– Скажу то же и про тебя, милок, – сказала она на уличном жаргоне. – Ловкий как кнут. Крутой. О-о, я вышла замуж за проклятого легавого!
Герцогиня положила ладонь на руку Марии:
– Ты заботься о нем получше.
Они обменялись красноречивыми взглядами.
– Надеюсь, что буду, – вздернула подбородок Мария.
Длинные ресницы Герцогини опустились, а затем снова поднялись.
– Уверена, что будешь, Мария Уолтон. По-моему, ты даже позволишь ему красть, если ему этого захочется.
Мария улыбнулась ей, и каждая из них прикоснулась губами к щеке другой. Затем Герцогиня встала на цыпочки и звонко чмокнула Джоко. Тот наклонился, чтобы обнять Пан и Бет, а те восторженно расцеловали его.
Питер радостно кивнул им с кучерского сиденья экипажа миссис Шайрс. Берт с глубоким поклоном и широкой улыбкой распахнул перед ними дверцу.
На ступеньках экипажа Мария отдала Мелиссе букет и помахала всем рукой. Джоко поставил ногу на ступеньку, но рука Ревилла жестко легла на его плечо. Вор замер.
Усмехнувшись, инспектор протянул ему свою правую. Джоко потряс ее. Раздался шорох бумаги.
– Мой дополнительный подарок, – сказал Ревилл в ответ на вопросительный взгляд Джоко. – Кое-что, в чем больше я не нуждаюсь.
Когда экипаж отъехал, Джоко развернул бумагу.
– Что там, любимый?
Не сказав ни слова, он подал ей листок. Ревилл вернул ему признание.
Не помня себя, Мария положила руки на горячие, влажные плечи Джоко. Губами и языком он ласкал ей грудь. Ее сосок пульсировал и ныл от сладкой муки.
Джоко двигался внутри нее длинными, осторожными толчками. Они начинались у отверстия в ее теле и обжигающей лаской погружались в самые глубины ее влажного чрева. Глубоко внутри себя она предвкушала его силу и стонала каждый раз, когда он прикасался к самой сокровенной точке ее тела.
– Не надо, – выдохнула она. – Ох, пожалуйста… не надо…
– Не надо? – прошептал Джоко, ухватив зубами ее сосок.
– …не надо останавливаться… ох, пожалуйста… не останавливайся.
Он промычал что-то в знак согласия и перешел к ее другой груди. Мария запустила пальцы в его волосы и выгнулась дугой.
– Любимый… любимый…
Джоко встал на колени, подняв ее за собой, она обхватила ногами его бедра.
– Так лучше? Так тебе нравится?
Мария открыла глаза, невидящим взглядом обведя уютную комнату, погружавшуюся в сумерки, потому что за кружевными занавесками опускался вечер. Все ее чувства сосредоточились на изысканном наслаждении, пока Джоко резко отодвигал ее от себя и снова привлекал к себе.
– Рия?
Мгновение замешательства в зените ужасающего, прекрасного желания:
– Да! – она подтолкнула свое тело к нему, соединяя двоих в одно. – Да! Джоко! Да! Да! Да!
Ее тело билось в судорогах, проходящих волнами по ним обоим. С криком наслаждения Джоко присоединился к ней, удерживая ее на вершине блаженства. Блеснули кристальные секунды, затем их глаза закрылись, и они вместе провалились в темную и сладостную бездну.
Когда Мария зашевелилась, в комнате было совсем темно. Еще сонная, она повернула лицо к Джоко и стала целовать его – в лоб, щеки, губы, стройную шею. Тот завозился, застонал и тоже начал целовать ее в ответ. Его рука легла ей на талию, затем соскользнула на бедра.