Выбрать главу

И почему я вообще думаю об этом всём? Я гуляю по парку в сопровождении невероятно привлекательного парня. А я иду и сравниваю его с едой.

Пытаюсь прогнать эти мысли прочь, потому что чем больше думаю, тем сильнее гудит моя голова.

- Как дела дома?- спрашивает аккуратно Дима, и я знаю, что он имеет ввиду на самом деле.

- нормально. – односложно отвечаю я.

- Макс не обижает тебя? – задает он следующий вопрос, когда понимает, что я сама не собираюсь развивать эту тему.

- Нет. – быстро отвечаю я, потому что моё сердце снова бросается в пляс от образа нас с Максом в моей голове. – сегодня дела обстоят…- я хочу сказать слово «лучше», но не уверенна что это так. – иначе. – заканчиваю я.

Он хмыкает, будто понимает, о чем я говорю, и мы идем дальше. На улице уже наступили сумерки и вокруг нас начали загораться фонари. Вдоль дороги, по которой мы идем, на деревьях замерцали гирлянды.

Я вижу лавочку под одним из таких деревьев и предлагаю Диме сесть. Как только мы садимся, я как раз доедаю свое мороженное и пытаюсь найти, чем вытереть руки. Я даже не взяла с собой сумочку, в которой есть салфетки, только телефон.

Дима тоже доел своё мороженное, и когда замечает мои перепачканные руки, достает тряпичный платок из кармана своего пиджака и протягивает его мне.

Я изумлённо смотрю на него и после этого принимаю платок.

- Что?- смущенно улыбается Дима.

- Просто, не знала, что кто-то еще носит тряпичные платки в кармане. Ты джентльмен. - я вытираю руки, после чего сворачиваю платок и сую его в задний карман джинсов. - я верну его как постираю. – обещаю тихо.

- Может оставишь себе, в память о таком приятном вечере.

Я закатываю глаза, и мы оба улыбаемся.

- На самом деле…- говорит Дима более серьёзным тоном и прочищает горло. – Макса можно понять.

- То есть? - я мрачнею, потому что разговор опять возвращается к сводному брату, но также мне интересно, что же собирается сказать Дима.

- Его мама известный дизайнер. Точнее, она смогла им стать, когда вышла замуж за дядю Мирослава. Его деньги помогли ей в этом. Она родила Макса и когда ему было пять, решила отдать себя карьере. Сначала это были просто няни, повсюду няни, и нигде ни капли внимания родителей. Не смотря на работу, дядя Мирослав пытался хоть немного внимания уделять сыну. А вот тетя Стелла жила только работой. Ошибкой дяди Мирослава было показать ей мир. Однажды она просто выбрала славу и Париж взамен Максу. Она оставила их. Папа говорит, что дядя Мирослав был разбит тогда, а вот Макс почти и не плакал. Он итак не видел её, всегда были только няни. Материнской любви Макс не испытал, она приезжала иногда в Россию и очень редко виделась с Максимом, пока он сам не начал летать к ней. Поэтому он и вырос таким. Иногда Макс совершает плохие и необъяснимые поступки, но он не плохой человек. Просто, иногда мне кажется, что он сам забывает об этом.

В уголках моих глаз скопились слезы, поэтому я отверачиваюсь, чтобы спрятать это от Димы.

Я выросла без отца и никогда не видела его и не знала. Но Макс не получил ни капли материнской любви в детстве, а женщина должна принимать участие в жизни мальчика. Иначе как же он должен научиться уважать женщин или любить их, если самая любимая и дорогая женщина в его жизни, променяла его на карьеру?!

- Ты чего там, плачешь? – с улыбкой в голосе спрашивает Дима.

Я смахиваю слезы с глаз и снова оборачиваюсь к нему.

- Просто это очень грустно. – пожимаю плечами, улыбаясь в ответ.

- Ты очень сочувствующая. – его взгляд одаривает меня мягкостью, которая так сильно отличается от той силы и напористости, которыми обладают глаза Максима.

- Это глупо. Я как плакса сейчас какая-то. На самом деле, я очень редко плачу. – убеждаю его я, пытаясь хоть как-то оправдать своё состояние.

-Нет, это круто. Ты настоящая. – слова Димы отдают приятным послевкусием. Знать, что меня считают настоящей-очень приятно, потому что это миссия, которой я хочу придерживаться всегда. Быть настоящей, и не играть роли. Просто быть собой. И если сейчас мои слезы, это признак того, что я это я, то я не боюсь показать их.

Я возвожу глаза вверх, чтобы не позволить себе расклеиться еще больше и замечаю небо, усыпанное звездами.