Громогласно рыдал в своей хижине бедолага Хагрид, заливая стол целыми океанами соленых слез, трубно гудел в платок-скатерку, продувая забитый соплями нос, и жалобно голосил, оглушая единственного слушателя, пса Клыка:
— Ва-а-ай, позор какой! Какой мальчик… какой хороший мальчик умер! Да как же так?! Ааа-а-ай, Гарри, да на кого ты меня покинул?!
Клык из-под стола тоскливо вторил:
— Ууу-у-у-у…
***
Когда Гарри мгновенно утратил к нему интерес, Снейп даже запнулся и удивленно посмотрел за суетой, для которой он был не более чем элементом меблировки. Такое состояние было для него новым. Также новым было то, как Гарри обращался к родственникам и как они обращались с ним. У зельевара возникло странное ощущение, что он видит перед собой то, чего у него никогда не было — полную, счастливую семью.
— Ну, раз все хорошо, то я вас покину, — как-то потерянно произнес Снейп и сделал робкий шаг к двери, но маленько промахнулся и впечатался фейсом об тейбл, то бишь в косяк… что поделать, армейская сковорода штука серьезная. Пришлось Вернону и Дадли ловить носатика под локоточки и усаживать обратно на диван. Вернон сочувственно прогудел:
— Да полежите вы чуток, а то я не знаю, что у Туньи рука тяжелая…
Дадли с интересом глянул на папу:
— А я не помню, чтобы мама тебя била…
— А тебя ещё в планах не было, сынок, — пропыхтел покрасневший папа. — Это я когда студентом был и начал ухаживать за твоей мамой. Ну и вот… доставал я её, доставал, песни пел под гитару да под Луной, целые серенады исполнял. Конфеты и шоколадки таскал ей тоннами. И не знал, дурак, что у Туньи аллергия на шоколад… Сам понимаешь, как она меня ненавидела и вполне заслуженно приложила пару раз сковородкой… только маленькой, легонькой, тефлоновой… А потом мой друг-однополчанин на свадьбу ей подарил сковородку потяжелее, вот эту самую, и сопроводил подарок словами: “Во, Петунья, настоящая армейская сталь, противотанковая броня! Вразумит любого идиота, ты, главное, пользуйся, не стесняйся”.
Дадли с состраданием посмотрел на багровую шишку, выросшую на лбу Северуса и начавшую наливаться благородной синевой. Поймав же на себе этот взгляд, Северус, не терпящий к себе никакой жалости, естественно, воспротивился, нервно затрепыхался, порываясь встать:
— Нет-нет, я должен идти, мне надо сообщить директору, что Поттер жив, а то его там все похоронили…
— Успеете всё сказать! — непреклонно заявил Дурсль. — Лежать! Глаза вон… в кучке.
Ну что ж, отлежался Северус, а услышав, как поздно вечером вернулись Гарри и Петунья, поспешил смыться через черный ход. К Дамблдору он не пошел, попросту забыв об этом — да здравствует армейская сковородка! — голова ещё побаливала, знаете ли…
А Гарри и его семья принялись готовить совместный семейный ужин, здесь мы их оставим и перейдем к нашему лечащему врачу.
Итак, она звалась Оксаной. Нет, не так, ее зовут Оксана Сергеевна Воробьева, врач-педиатр, кандидат медицинских наук, русская, беспартийная, потомственная ведьма… Член Семьи Врага Народа, как это называется у русских. Отец ее инженер-атомщик, конструктор ядерных реакторов. Один такой реактор, при разработке которого участвовал и он, недавно взорвался в Чернобыле, все еще судачили — теракт или халатность. Решили, что халатность, даже если теракт, и навесили всех собак на отца Оксаны. Нет, это не значит, что он был виноват, просто… Просто за него некому было заступиться, не было у него высокого покровителя. Правда, и коллеги неожиданно оказались не последними подонками и предупредили буквально за день до ареста, позволив ему убежать в Англию. Иначе — расстрел, потому что Враг Народа.
Маму она свою не помнит; по рассказам отца, она исчезла, когда Оксане было два года от роду. Оксану же просто выгнали из комсомола и — все, потому что формально в СССР дочь за отца не в ответе. Ну это формально, а фактически… Нет, ей даже дали защитить кандидатскую, а потом только и искали случай, чтобы «пришить» врачебную халатность… Бесконечные проверки, нервотрепка, ненавидящее ее начальство… В общем, она не выдержала и обратилась в посольство Великобритании. Как она писала подруге: «…да, я попросила политического убежища и не надо меня считать предательницей!» Ни слова при этом не сказав о пророческих снах отца.
Так Оксана и оказалась в Лондоне.
Поначалу было сложно, но языком она владела даже больше, чем в пределах кандидатского минимума, потому хотя бы языкового барьера не было. Отец, хорошо устроившийся как уникальный специалист атомной энергетики, помог ей, и вот она уже врач детского регионального онкологического центра. Платили в Центре хорошо, но уж очень работа была тяжелой, мало кто выдерживал — видеть ежедневно умирающих детей, слезы родителей, отчаянье лечащих врачей. Но она держалась, выбора особенно не было. Как ведьма, она знала о существовании волшебников, даже могла самостоятельно пройти в Магический Квартал, но не хотела. Английские волшебники — жуткие расисты и нацисты, это всем известно, потому лучше всего от них держаться подальше. Из-за разной природы ведовства английское Министерство Магии о ней и не знало, что полностью устраивало нашу героиню.
Жизнь тянулась своим чередом — обходы, детские глаза, крики боли, слезы отчаяния, отвары, которыми потихоньку поила Оксана своих маленьких пациентов, даря им еще день, а может быть, и год без боли. Детские глазки провожали ее, дети буквально липли к ней, потому что только дети умеют чувствовать по-настоящему доброе волшебство. Так проходили месяцы, минул год, пока, наконец, в ее дежурство не положили мальчика. Худой, как узник Маутхаузена, со страшным диагнозом «анапластическая менингиома лобного отдела», он вызывал жалость. Его взгляд, обычно не выражавший ничего, пугал даже опытного врача. Мальчик был сиротой, но о нем заботились родственники. «Да, есть среди лимонников люди — не выкинули, не сдали в приют, а заботятся, вон как переживают, а обследования тут недешевые…» — думала Оксана, смотря на эту семью, необычную и такую обычную в то же время. Такие же слезы, такая же надежда в глазах, и только пугающий взгляд потухших зеленых глаз не давал покоя. Мальчика вскоре выписали, и Оксана, казалось, забыла его, но вот, спустя несколько лет его привезли опять. Хотя Оксана ожидала приговора, но вместо этого прозвучал положительный прогноз. Случилось чудо. Небывалое, огромное, невозможное, но оно было. Она тихо, но искренне молилась про себя, чтобы это чудо коснулось и других детей, и ее молитвы были услышаны.
Что еще ее удивило — взгляд ребенка, как будто новорожденный познает мир. Любопытство, грусть, веселье, надежда и радость — все было в нем, куда только делись потухшие глазки? Конечно же, он так же нуждался в поддержке и успокоении, но теперь в нем было самое главное — жизнь. И он показывал себя живым, чего стоит только его забота о маленькой терминальной девочке. Поэтому, когда он уезжал, Оксана от всего сердца пожелала ему — не возвращаться.
Но… день близился к завершению, когда этот невозможный изумрудноглазый мальчуган принес ей чудо. Чудо, показавшее, что ее молитвы были услышаны, что кто-то там, наверху, решил дать детям шанс и дать шанс этому ребенку. Шанс совершить Поступок, настоящий. Гарри Поттер принес ей «слезы жизни», которые здесь называли «слезы феникса», да, никакой фантазии у лимонников. Сжав пузырек в ладони, Оксана двинулась к своему отделению, стараясь не бежать, а идти медленно и спокойно, чтобы никто ничего не заподозрил. Все равно шумиха начнется…
В первую очередь Оксана зашла в палаты к безнадежным и споила им по две капельки в стакане воды, а потом уже — капельку каждому. Вздохнула и прошла на пост, не находя себе места. Нервничая, она уставилась на мониторы, ловя привычным взглядом любое изменения, но… изменений не было.
Когда она уже совсем отчаялась, верхний ряд мониторов — терминальные дети — почти одновременно мигнул и… показания начали приближаться к норме. Оксана завороженно смотрела на сменяющиеся цифры, и рядом с ней завороженно застыла дежурная смена реанимации, ибо на их глазах творилось чудо.
Кто-то из врачей нащупал командный пульт системы оповещения и выдал сигнал «все ко мне». Каждый врач в больнице получил это сообщение на свой пейджер. И все незанятые в экстренных случаях доктора помчались в сторону поста наблюдения. Прошло буквально полчаса, и вот уже большая толпа во главе с аж двумя профессорами движется по палатам, отмечая положительную динамику и улыбки детей. У кого-то внезапно отступила боль, кто-то задышал сам, без трубочки, кому-то стало веселее, а кто-то даже пытался напевать. Больница напоминала растревоженный улей, лаборатория и КТ с рентген-аппаратными работали без перерывов, подтверждая то, что было видно и так: у всех детей болезнь откатилась минимум на стадию. По абсолютно непонятным причинам, безо всякого повода, и только дети рассказывали, что к ним приходил ангел и прикасался крылом. Но дети же такие выдумщики, правда? А их ангел в этот момент плакала от счастья…