Так начались самые мучительные ночи в моей жизни. Страх раздавить яйца стал умопомрачительным.
Утром Любиша объявил мне, что мы должны срочно пожениться, потому что он любит меня и не намерен так мучаться каждую ночь. И тут же пригласил к себе мэра, потребовав, чтобы тот зарегистрировал наш брак.
После вчерашнего перелета, застолья, бессонной ночи, я была не в силах и слова сказать. А тем временем в разговоре мэра и Любиша, полном непонятных слов замелькало понятное - "консул". "О-о! Только консула мне здесь не хватало!.." - взвыла я про себя и вышла на крыльцо, протянула руки сложив лодочкой, показывая, что хочу умыться, - некто услужливо налил в них вино. "Н-да, ребята, - покачала я головой, - я думала, что я редкий специалист по "снесению крыш", но тут оказалась масса достойных конкурентов."
И главное - все, что бы они не делали, не было специально продуманной акцией или какой-то особенной шуткой, а искренним, будничным и по бытовому привычным юмором.
Художник среди них был, конечно, самый большой оригинал. В его картинах по небу запросто летали-ходили по небу мужички, но его туалет говорил о более концептуальном воображении этакого нового Сальвадора Дали. Внешне он представлял из себя древний деревенский туалет - "очко" - с выгребной ямой, да только, когда та яма переполнилась Любишу было в лом рыть новую и он надстроил настил, потом еще и еще... - и пирамида из дерьма, достойная занять почетное место на выставке авангардного искусства, была готова.
Пирамида как памятник двадцатого века, - "...когда бы знали, из какого ссора растут стихи не ведая стыда..."
А потом в честь нас был дан концерт. Дети вбивали чечеткой народных танцев виртуальные гвозди в мою голову, цыгане, а они там оседлые, изображали пение. При этом пять пело, а двое переговаривались под шумок впечатление, что попали на сцену случайно, - просто шли своей дорогой, но кто-то окликнул их: "вы цыгане?" - и, услышав положительный ответ, решил приказным порядком: значит должны петь, идите и пойте. Делать все равно нечего - вот и пришли.
Потом был банкет, после которого мы (трое русских) завязали, чем очень удивили братьев по крови. Им-то что, пьют они, как и русские - много, но откровенно пьяных среди них не наблюдалось, нам же не удавалось, как и им пить и не пьянеть.
Тем не менее, каждое утро в 11 часов к клубу подъезжал грузовик доверху груженый халявной ракией, виньяком, вином и пивом. Но мы уже пили лишь сухое вино, разбавленное минеральной водой с газом - "шприц" (сербское шампанское).
Потом снова наступали кошмарные ночи с Любишем и яйцами между нами. Впрочем, они длились не более трех часов, поскольку народ расходился с рассветом. Но едва он расходился, появлялись какие-то тени, они скользили, шурша, по внешней стороне стен дома, подглядывали в окна и скреблись в двери. Видимо, давно не бывали в цирке, и им очень хотелось увидеть фокусы с яйцами.
Ире с Сережей было полегче. Сначала они попробовали пожить в семье местных цыган, но там, едва начинали засыпать - в спальню входил хозяин дома, включал свет и громко спрашивал: - "Ну как, добре?" (то есть все ли хорошо?) "Добре, добре", - отвечали они, вскакивая как ошпаренные. Через час с тем же заботливым вопросом появлялась его мать, затем снова хозяин и так по кругу. Сережа чуть ли от этого не заболел, вздрагивая от каждого шороха, и их перевезли в дом спонсора, но в другой городок, отчего участие Сергея и Ирины во всенощных бдениях исключалось.
Однако и они имели счастье созерцать по утрам, как югославский Гойя (своими огромными графическими полотнами фактически предсказавший войну), вдумчиво утирает неудержимые потоки алкогольных слез.
А далее - дни - будто в странном сне. Вот жгут костер и что-то варят в котле на треножнике. "Что варим?" - спрашивает Ира Ратуш. "Уха" - отвечают ей. Уха у нас готовится из рыбы, но заглядываем в котел: тушат свинину.
После не раз наблюдали: идут по улице, разговаривают, останавливаются, невесть откуда появляется котел, треножник... и горит костерок. Где угодно. Хоть на главной площади. Таково настроение. А все там, были людьми настроения.
Вскоре я вспомнила, что неплохо было бы поесть что-нибудь диетическое. Былой вояка Македонский принес мне пресловутые яйца. От вида их среди бела дня я обомлела. Жестами Македонский успокоил меня, объяснив, что сейчас приготовит яичницу. И ушел.
Прошло несколько дней и в сарае, на плите я обнаружила покрывшийся плесенью омлет. Видимо, тогда, в процессе готовки у Македонского изменилось настроение, и он напрочь забыл, зачем он его готовил.
Под хорошее настроение там прощается все что угодно. Художник со странной фамилией Фунддук срезал на своей машине угол уличного кафе со всеми столиками и зонтиками, а хозяин махнул рукой на эту "рекламную акцию".
Когда наконец-таки всех художников загнали в клуб, где они должны были писать картины в фойе, оно оказалось разгорожено решеткой. Я не поняла зачем решетка, но вскоре выяснилось, что местный бизнесмен по кличке Профи имеет привычку неожиданно врываться в клуб и читать наизусть стихи всех поэтов мира, но так страстно, что кажется, он показывает каратэ - зрелище не для слабонервных. Решетка спасала от контакта с этим безумцем.
Но чувствовать себя загнанной в клетку было невыносимо, и я расположилась в тени деревьев. Вдруг подбегает Любиша, берет за руку и тащит меня в кусты. Я чувствую в себе любопытство ребенка, - и чего это он задумал? Опечаленный Любиша сообщает, что оставшиеся дни нам так и придется спать с яйцами между нами, потому что мы не можем пожениться, - консул где-то вне зоны досягаемости. Я спрашиваю, есть ли в этом городке гостиница? Нет. Я в полуобмороке. Мечта жизни: выспаться и принять душ. Детские мордашки хихикают тут и там. Вот почему он тянул меня в кусты: всюду ушки на макушке.
"Как быть, Й-елен?!" - чуть ли не плачет Любиша. "Любишь - не любишь? - уже полушутя спрашиваю я. "Любу", - целует он меня в щеку: взрослый мужчина, к тому же известный художник, репродукции картин которого оказали влияние на меня в период учебы - мои персонажи тоже стали летать легко и непринужденно. Но я умею держать себя в руках, - я усмехаюсь: "Вот и люби, а не хоти", - и ухожу дописывать свою картинку: улетающая женщина, оборачивается к стремящемуся за ней мужчине. Но в тайне я очарована его целомудрием.
В это время где-то там, еще за пределами Югославии бравая команда моего бывшего мужа готовится к взятию Трои, приближаясь к только что пережившей иную войну стране. И даже Украинская мафия, сочувствуя брошенному былому возлюбленному, - дает зеленый свет. Слава богу, что поляки не так сентиментальны.