– Они прекрасны. – И зарылась носом в яркий букет фуксий и аронниковых лилий, который он купил на цветочном базаре.
Она сняла его руку со своего плеча и нежно ее поцеловала, затем откинула голову назад и прислонилась к его животу.
– Спасибо. Я люблю их.
Ее волосы все еще были теплыми от солнца. Он запустил в них пальцы и принялся играть золотистыми завитками.
– Ты прекрасна, – сказал он, увидев, что глаза у нее закрываются, а улыбка становится шире. – А знаешь, Энни, свет сейчас очень хорош, чтобы закончить твой портрет.
Она широко раскрыла глаза:
– Сейчас?
Он кивнул и указал в сторону кровати, где полуденное солнце окрасило белизну подушек розовым и золотым.
Она прижала палец к губам.
– Что-то очень уж долго ты не можешь закончить этот портрет. Почему это, хотелось бы знать, никакого движения не заметно.
Он промычал что-то неопределенное, пряча улыбку.
– Ладно уж, – снисходительно усмехнулась Энни.
Она медленно встала и, стараясь не потерять из виду свое отражение в зеркале, пошла к их огромной кровати. Сдвинув в сторону измятые простыни, она забралась на постель и приняла знакомую позу: опираясь спиной на гору подушек, согнув ноги в коленях и откинув их в сторону, повернув голову в полупрофиль, со слегка опущенным подбородком. Кристи наблюдал, как она развязывает ленты пеньюара, и тот соскальзывает с ее плеч. Ее белая шелковая ночная рубашка, очень открытая спереди, была застегнута по всей длине. Не торопясь, с мечтательным видом, не глядя на него, как если бы в комнате никого не было, Энни принялась расстегивать пуговицы одну за другой. Затем она высвободила руки из рукавов и подняла голову, улыбаясь ему прямо в лицо. Голая до пояса.
Время от времени, хотя это казалось невероятным, он действительно брался за кисть. Чаще всего, правда, его акварельные краски успевали высохнуть раньше, чем ему удавалось ими воспользоваться. Вот почему портрет был готов только наполовину после двух полных недель так называемой работы.
Он подошел к мольберту и окунул кисть в банку с водой. Поза Энни была задумчивой и вызывающей, невинной и эротичной. Как она сама. Он рисовал ее в пастельных тонах – белом, розовом, утонченно-телесном. Если когда-нибудь он и закончит портрет, то уж точно не включит его в число трофеев своего путешествия, которые собирался показать членам общины по возвращении домой.
Он снял сюртук и повесил на спинку стула. В ее глазах появилось настороженное выражение.
– Кристи?
– Да, любимая?
– Ты действительно хочешь закончить картину сейчас?
Он поднял глаза в притворном изумлении. Одна из его жизненных радостей состояла как раз в том, чтобы дразнить жену.
– Разве не надо?
Она не отвечала, и он медленно двинулся в ее сторону, пристально разглядывая ее щеки, приобретавшие нежный персиковый оттенок по мере его приближения. Он присел рядом с ней на кровать.
– Вот тут немного сместилось, – произнес он серьезно, поправляя оборки шелкового кружева у нее на талии.
Его пальцы ненароком прошлись по белой теплой коже у нее на ребрах, и он услышал прерывистый вздох.
– Поверни немного голову.
Он коснулся ее шеи, отводя волосы назад, обнажая плечо. Энни ловила ртом воздух; ей пришлось облизнуть губы кончиком языка.
– Не шевелись.
Он наклонился над ней, чтобы поправить подушку.
– Кристи, – прошептала она, – не заканчивай портрет сейчас.
– Ш-ш-ш. Вот здесь тоже неправильно.
– Что?
– Вот это.
Он тронул ее левую грудь, и Энни ахнула.
– Так лучше, – пробормотал, глядя, как нежный сосок твердеет и наливается. – Но… Раньше цвет был ярче. Colour de rose[19], как мы говорили в школе.
– Кристи…
– И было больше блеска, как помнится. Следует немного увлажнить.
Он наклонил голову и потрогал сосок языком.
Она вновь порывисто вздохнула и, когда он глубже втянул ее грудь в рот, застонала так тихо, что немецкая супружеская пара за стеной ничего не услышала. Ее руки накрыли его голову, нежно удерживая, чтобы он продолжал свою работу, а когда он оторвался от нее и взглянул снизу вверх, она улыбалась с закрытыми глазами. Она была прекраснейшей из женщин, которых он когда-либо видел.
Ее ночная рубашка скромными складками окутывала ноги до самых лодыжек. Кристи слегка подергал ткань и потянул вверх, обнажая колени и бедра.
– Что ты делаешь? – спросила она с довольным вздохом. – Разве ты не собирался меня рисовать?
– Мне пришла новая идея насчет композиции. – Он притянул ее длинную ногу поближе и перекинул ее через свое колено так, что она свесилась с кровати.