Выбрать главу

– Привет, – беззаботно бросил Эд. Но Джеймс услышал, как зазвенел его голос, увидел, как расцвело лицо матери, как заулыбались ее серые глаза.

– Отнеси сумку наверх, дорогой, – сказала Сара Джеймсу, беря под руку Эда, чтобы отвести его в гостиную. – Джайлз спустится попозднее.

– Как он? – спросил Эд.

Все в Латрел-Парке зависело от состояния здоровья Джайлза.

– Старается держаться, – ответила Сара. Едва закрыв за собой дверь гостиной, она повернулась к нему и, со вздохом положив руки ему на плечи, приникла всем телом.

Эд приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

– А ты?

– Соответственно, – сказала она.

Она выглядела усталой, напряженной. Ее фантастическое терпение исчерпалось почти до предела, и она была на грани срыва.

– Когда вижу тебя – гораздо лучше.

– Рад стараться.

– Спасибо, что приезжаешь сюда, Эд. Я понимаю, как это для тебя непросто. И очень тебе благодарна. Это много значит для меня.

– Для меня тоже.

– А теперь давай присядем, и ты расскажешь мне, что делал эти две недели.

Когда Джеймс вошел в гостиную, они сидели в креслах друг против друга, но сразу было ясно, какое чувство их соединяет. Видя отца и мать вместе, Джеймс стал понимать, какое место занимает его мать в классическом треугольнике. Оба мужчины по-своему зависели от нее, и каждому из них она умела дать именно то, что ему было нужно. Только оставаясь с Эдом в отсутствие Джайлза, она позволяла себе быть самой собой, и Джеймс не переставал восхищаться ее умением разом отбросить границы условностей, которые установились за долгие годы.

С самой первой своей встречи с Эдом Джеймс чувствовал определенный дискомфорт из-за того, с какой легкостью он поддался обаянию этого человека. Занимавший прежде главенствующее место в его жизни Джайлз сам собой отодвинулся в сторону, и, приезжая в Латрел-Парк, Джеймс, видя неизменную терпеливость и кроткое понимание, которые тот проявлял, чувствовал невольный стыд.

Джеймс понимал, что Джайлз добровольно самоустраняется, чтобы дать место Эду, потому что он отец Джеймса и потому что этого желает Сара. В конечном итоге подтвердилось его предположение, что для Джайлза Латрела центром вселенной была Сара, а для нее самой главным в жизни были он, Джеймс, и Эд. Что касалось Джайлза, то Джеймсу не на что было жаловаться: таким отношениям, которые между ними складывались, можно было только позавидовать.

И все-таки отношения внутри четверки становились довольно запутанными. Но Джеймс не особенно старался в них разобраться. Он помнил слова Эда, которые тот сказал несколько недель назад: «Чувства недоступны разуму». «Раз уж такой умный человек, как Эд, отступает перед непонятностью страстей, то куда уж мне», – думал Джеймс.

Он улыбнулся.

– Дождь кончился, – объявил он. – Ожидается замечательный закат, предвещающий назавтра хорошую погоду.

– А что, нам завтра понадобится хорошая погода? – невинно осведомился Эд.

Джеймс ответил ему укоризненным взглядом.

– Ну как же! Ведь завтра состязания по крикету. Битва титанов: Литл-Хеддингтон против Грейт-Хеддингтона. Я думал, ты придешь за меня поболеть. Мама устраивает чай, папа будет судить. Это традиция. Самое значительное событие сезона.

– В таком случае... – с напускной серьезностью начал Эд.

– В любом случае, – сурово прервал его Джеймс. – Я, в конце концов, дьявольски замечательный подающий и вообще лучший irpoK. Мы их накажем.

– Я надену котелок, – кивнул Эд.

Они проболтали до шести. Бейтс угощал их разными напитками. Позднее к ним присоединился Джайлз. Он сильно сдал за последние две недели, таял буквально на глазах, превращаясь в собственную тень. Он по-прежнему был приветлив, но с его появлением в гостиной Сара напряглась и привычно вошла в роль медсестры. И она, и Джеймс предупреждали каждое его желание, и Джайлзу не приходилось делать почти никаких усилий. Все шло как бы само собой. Ему разрешалось немного выпить до обеда, позволялся стакан вина за обедом и сигара после. Он играл с Эдом в шахматы, а в половине десятого поднялся к себе наверх. Сара, проводив его, вернулась в гостиную. Джеймс решил, что ему пора удалиться.

Эд сидел на диване возле окна. Сара села рядом и положила голову ему на плечо.

– Как хорошо, – прошептал он.

– Это мне с тобой хорошо, – вздохнула Сара. – Так спокойно. Ты развязываешь все сложные узлы.

– Очень тугие? – с нежностью спросил он.

– Сейчас – да. Очень тяжело всегда быть в форме. – Она помолчала и добавила: – Особенно когда ничего не можешь сделать.

– Ты делаешь очень много.

– Все равно недостаточно. Я чувствую себя такой беспомощной... – Она снова вздохнула. – Приходится молча наблюдать, а я это ненавижу.

Эд почувствовал в ее голосе нотки истерии и крепче прижал к себе, поцеловал ее волосы. Она уткнулась лицом ему в грудь, будто пытаясь спрятаться от маячившей перед ней беды.

– Он так дивно себя ведет, – сказала Сара. – В том числе по отношению к тебе.

Эд насторожился.

– О, – неопределенно отозвался он.

– Он знает, что ты делаешь меня счастливой, и потому приглашает в гости. Он счастлив тем, что счастлива я. И все же в этом есть что-то странное, во всей этой истории. Что-то неправильное. Я строю свое счастье на его беде.

– Послушай, Сара, – прервал ее Эд, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Ты слишком далеко зашла со своими угрызениями совести и прочими кальвинистскими штучками. Сколько можно себя терзать! Ты винишь себя в том, в чем нет ни капли твоей вины. Разве ты виновата в том, что Джайлз горел в самолете? Или в том, что многочисленные операции подорвали его здоровье? Что еще можешь ты сделать для него, кроме того, что уже сделала? Сара молчала.

– Ничего, пожалуй, – наконец выдавила за из себя.

– Зачем же взваливать на плечи очередной груз грехов, в которых ты неповинна?

Голос Эда звучал спокойно, но Сара чувствовала, что он взволнован.

– Дело в том, что... он умирает, зная, что после его смерти я буду счастлива с тобой, – горько сказала она.

Господи, подумал Эд. Гнев закипел в нем, будто горячий свинец. Руки так стиснули Сару, что она в испуге подняла на него глаза. В его щеке не дрогнул ни один мускул, но она знала, что под этой холодной отчужденностью он обычно скрывает гнев.

– Так что же ты предлагаешь – чтобы я опять скрылся с глаз? – спросил он бесцветным голосом.

Она отстранилась и села выпрямившись, глядя ему прямо в лицо.

Он выдержал ее взгляд.

– Побойся Бога, Сара, – почти грубо сказал Эд. – Нельзя же так упиваться своей виной!

Она замерла от обиды. Но через мгновение Эд заметил, что лицо ее обмякло и губы мелко задрожали, а сердитый огонек в глазах сменился влажным блеском непролитых слез.

– Ох, Сара, – проговорил он, притягивая ее к себе.

Она залилась слезами и, дрожа всем телом, сотрясаясь от рыданий, приникла к Эду. Он как ребенка заключил ее в объятия. Стараясь успокоить конвульсии, он все же был рад, что плотину прорвало, что теперь наконец страх, вину, нервное напряжение смоет лавиной слез и Сара освободится от их давящей власти.

Она плакала долго и, когда слезы уже кончились, еще содрогалась от рыданий, разрывавших ей грудь.

– Тебе это давно было нужно, – сказал Эд.

Она молча кивнула.

– Ты редко плачешь, но уж если такое случается, это как настоящий потоп.

– Все из-за тебя, – с трудом выговорила она. – При тебе мне не нужно заботиться о том, чтобы скрывать свои чувства, потому что ты поймешь все. Джайлз не может смотреть, как я плачу. Это его удручает. Думает, что это происходит по его вине. А ему и без того хватает переживаний.

– Но теперь я с тобой. Обопрись на меня, Сара. У меня чертовски крепкое плечо, я выдержу.

– Какое же это счастье – вот так поговорить.

– Давай будем говорить. Не надо постоянно сдерживать себя, иначе взорвешься от напряжения. А мне не нужны твои жалкие останки, хочу тебя всю целиком. Пора тебе подумать и об этом.