— Слушаю вас, — заинтересованно перебил Ванюша.
— Дело сугубо конфиденциальное, Иван. Я могу надеяться на вашу порядочность?
— Об этом не спрашивают у приличных людей.
— Тогда извините. Так вот: бесследно исчезла, ушла из дома ваша хорошая знакомая Ксения Логунова...
Продолжить объяснения Иван Ряузов ему не дал. Ванюша возрадовался как дитя:
— Выкинула, выкинула-таки фортель! Я всегда знал, что в этом тихом-тихом омуте бесчисленные черти водятся! Ах, мы возвышенны, ах, мы не от мира сего! С мужиком сбежала, что ли?
С Ванюшей все ясно. Страстно желал трахнуть ее, а она не желала, чтобы ее трахали. Тем более такая гнида, как Ванюша. Ишь ты, как ликует, как заходится в томительных соплях!י
— Не дала она тебе, надо полагать. И правильно не дала, козел, — сказал Сырцов на прощание Ванюше и повесил трубку.
Решил сделать малый перерыв. Добрел до Комсомольского, добрел до своей «девятки» у комиссионного. Стояла, голубка, среди автотранспорта аудиовидеодельцов местного значения. Уселся, по новой просмотрел список и фотографии. Следующая, пожалуй, забавная хохотушка Люба Ермилова. В который раз пожалев, что радиотелефон ему не по карману, Сырцов вздохнул, включил мотор, пустился чуток вниз и, слегка нарушив, свернул налево, и Теплый переулок. А там Зубовская площадь, а там Пречистенка, а там в Померанцевом переулке тихий телефон-автомат. Судя по номеру, Люба жила где-то здесь.
Гудкам не дали порезвиться: трубка была снята на первом.
— Я слушаю вас, — нетерпеливо и радостно поторопила трубка. Скорее всего, это была сама Люба.
--Я бы хотел поговорить с Любой Ермиловой.
--Так это я!
--Люба, я бы очень хотел поговорить с вами...
--Вы — симпатичный? — И смехом зашлась от радости бытия.
--А черт его знает! — ответил Сырцов и сразу же решил брать серьезностью: — Мне ваш телефон дала Светлана Дмитриевна Логунова, мать Ксении...
--Ой, я только вчера узнала от девочек из ее группы. Как ее здоровье?
--Чье? — ошалело поинтересовался он.
--Да Ксюшкино, Ксюшкино!
--Наверное, ничего, — растерянно сказал он.
--Почему — наверное?
--Вот об этом я и хотел поговорить с вами.
--А как вас зовут?
--Георгий Петрович.
-Судя по голосу, не очень-то Петрович. Будете просто Георгий. Идет?
— Идет. Когда бы я смог с вами увидеться?
— А когда вам надо?
— Сейчас, если вы не заняты.
— Занята, еще как занята! К экзамену готовлюсь. Но вы — благовидный предлог, чтобы на время перестать зубрить. Где вы?
— Насколько я разбираюсь в телефонных номерах, то совсем рядом с вами.
— Мансуровский переулок знаете? Ну, так вот: через десять минут я буду вас ждать на углу Мансуровского и Пречистенки с алой розой в зубах!
Он загнал машину в начало Мансуровского и приготовился ждать: знал по опыту, что такое женские десять минут. Устраиваясь поудобнее, чтобы как можно комфортнее провести минимум полчаса, он вдруг краем глаза засек, как из подъезда капитально отремонтированного доходного дома с подростковой безудержностью вырвалась девица в яркой желтой маечке, не доходящей до пупа, и пестрых штанцах в обтяжку, которая при приближении оказалась Любой Ермиловой. Сырцов выбрался из автомобиля.
— А где же алая роза? — вопросом ответил он на ее вопросительный взгляд.
— Громадный какой! — удивилась Люба, но вспомнила, что надо поздороваться: — Здравствуйте, таинственный Георгий!
— Здравствуйте, веселая Люба. Но все же где алая роза?
— Нету, — огорченно призналась Люба. — Думала, что есть, а оказалось — нету. — Она вдруг увидела «девятку», у которой они стояли. — Это ваша машина?
— Моя.
. — Знаете что? Очень хочется прокатиться. Отвезите меня на Ленинские горы, и там в удовольствие поговорим.
— С радостью. Но вы-то не боитесь садиться в машину незнакомого мужчины?
— Машина — мужчина, — уловила она случайную рифму. — А чего бояться? Начало дня, солнышко светит, гуляют нормальные, хорошо одетые люди. Радоваться надо, а не пугаться. Неужто вы, нормальный человек, сразу же станете с гнусными намерениями заваливать меня на сиденье?
— Не стану — уверил он, хохоча.
— Ну вот и хорошо! Поехали.
Сначала ехали по Пироговке, по Хамовническому валу добрались до метромоста, миновали его и сделали поворот на сто восемьдесят градусов. Еще поворот — налево по кругу, и они на Воробьевском шоссе. Или — улице Косыгина? Не говорили пока ни о чем, только уже на Воробьевском .Люба, все видимо обдумав, взорвалась короткой речью:
— Все пугают! Телевидение пугает, радио пугает, газеты пугают, родители пугают! Ужас, ужас, ужас! Безнадега, безнадега, безнадега. Что делать, что делать, что делать?! Ай, ай, ай! А я как Лев Толстой: они пугают, а мне не страшно. Что будет? Да все в порядке будет! Да и сейчас неплохо. Жизнь прекрасна, Георгий!
— Спасибо, Люба. Весьма и весьма успокоили, — серьезно сказал он.
— А вы что — из тех жирных усатых амбалов, которые требуют, чтобы правительство их социально защитило?
--У меня нет усов, — слегка обиделся Сырцов. — И я — не жирный.
— Заметила. Значит, у нас с вами все хоккей?
Они подъезжали к смотровой площадке, где стояла очередь автобусов и топтались туристы из дальнего зарубежья.
— Здесь? — спросил Сырцов.
--Дальше, у церкви, — решила Люба.
Миновав два светофора, «девятка» чинно припарковалась у кустов, за которыми тихо сосуществовали церковь начала девятнадцатого века и общественные службы конца двадцатого. Они вышли из машины и недолго — до первой скамейки — прошлись по аллее, лежащей ниже уровня шоссе. Уселись, и сразу же Люба серьезно спросила:
-- С Ксюшкой что-то случилось?
--Сначала вы ответьте на мой вопрос. Почему вы решили, что Ксения больна?
--Девчата с ее факультета видели в деканате справку и заявление об академическом отпуске на год в связи с истощением нервной системы. Ну, и сказали мне — я ведь там же учусь, только на филологическом.
--Кто привез справку?
--Ой, не знаю! Да и девочки вряд ли знают: они видели справку и заявление на столе заместителя декана. Втихаря подсмотрели.
— Когда?
— Вчера. Вчера подсмотрели и вчера мне сказали.
— Интересно. Интересно, — пробормотал Сырцов. Следовательно, находясь в безнадежной прострации, сломленная горем Светлана Дмитриевна в то же время энергично искала подходящего врача, покупала его с потрохами, бегала по университету, размахивая справкой... Интересно, интересно.
— Вы не ответили на мой вопрос, Георгий, — вывела его из задумчивости Люба.
— Скажу коротко, чтобы вас ошеломить. Ксения исчезла. Ушла из дому.
— Ошеломили, — призналась она после паузы. — Но — зачем?
— Чтобы мысли разбежались в разные стороны. Чтобы ваши предположения не шли от логических умозаключений.
— Разбежаться-то они разбежались, но предположений — ноль целых хрен десятых. Значит, Ксюшка не больна. И то слава Богу.
— Кстати, о Боге... — начал было Сырцов, но она перебила:
— О Боге кстати — нельзя.
— Вы — верующая?
— Не знаю.
— А Ксения?
— Во всяком случае, к религии она относится куда серьезнее, чем я. Не просто читала — изучала Библию, курсовая работа у нее была о принятии православия малыми народами России, много говорила о божественном начале в человеке... Может, и вправду верующая — об этом вслух не говорят, если истинно верят, — но нормальный человек, не религиозный фанатик.
— Следовательно, на этой почве сдвига по фазе быть не может?
Осмотрев его тщательно еще раз, она спросила:
— Вы — сыщик, Георгий?
— В общем-то да.
— А в частности? В частности, сейчас, сию минуту.
-Да.
— Вас Светлана Дмитриевна наняла?
— Вам необходимо знать, кто меня нанял?
— Необязательно, но желательно.
— В стремлении вам угодить отвечу: да, Светлана Дмитриевна.
— Угождаете-то мне зачем?
— Чтобы больше от вас узнать о Ксении.