Ох и не хотелось! Ни на лице, ни на руках, ни на одежде Маши (синие брючки по колено, тонкая голубая маечка, легкий домашний пиджачок персикового цвета) не было следов борьбы. Удушаемый без борьбы не сдамся: следовательно, ее предварительно оглушили. Чем? А, вот оно: у стены лежала пепельница тяжеленного цветного чешского хрусталя. Следовало лишь фиксировать в памяти, думать сейчас времени не было. Журнальный столик резко двинули, и все слетело с него на пол.Остатки кофейных чашек (по ручкам — двух), целая тарелка, печенье, куски сахара, две чайные ложки, окурки и пепел от сигарет. Окурков — раз, два, три, четыре, пять — пять окурков, все «Мальборо», на трех следы губной помады, на двух — нет.
Не услышал, уловил, как радар, комариный гул лифта. Спокойно, друг мой Георгий. Он в три шага достиг выключателя, вырубил верхний свет, вышел в прихожую и прикинул: где? Единственное место — одежный шкаф во всю стену с раздвижными дверцами. Лифт вроде бы миновал четвертый, но почему он должен считать, что умнее всех? Другие тоже могут спуститься с пятого этажа.
Сырцов влез в шкаф. Лица его касались летучие шелка. Пахло коктейлем дорогих духов и — еле-еле — Машей. Он ждал и смотрел на вход через щель, оставленную для этого дела.
Сначала слегка стемнело: кто-то, заслонив свет на лестничной площадке, остановился в дверях. А потом этот кто-то прошел мимо щели в комнату. Беззвучно прошел, надо полагать, в кроссовках. Побыл там совсем недолго, вернулся в прихожую, шепотом позвал:
— Порядок, Тема. Иди сюда.
У них, видите ли, порядок. Теперь Сырцов их рассмотрел. Качки. Рэкет или охрана. Одного, немалого роста, с толстыми накатанными шеями, коротко стрижены, в коже, в адидасовских тренировочных штанах, в кроссовках. Один — белесый, другой — чернявый, но одинаковые как пятаки.
— Дверь закрывать? — прошептал чернявый.
— Прикрой, — чуть громче порекомендовал белесый.
— Вместе шмонать будем или кто постоит?
— Давай в четыре руки. Быстрее управимся. — Белесый был главный.
Они скрылись в комнате. Сырцов отвлекся от них: делом занимался, навинчивал на «байард» глушитель.
Сырцов нащупал выключатель и врубил верхний свет. Он стоял в дверях с «байардом» на изготовку. Блондинчик, держа двумя руками ящик с бумагами, орлом сидел у секретера, а чернявенький застыл у горки.
— Медленно-медленно встаете и быстро-быстро поднимаете руки, — голосом инструктора производственной гимнастики сказал ,Сырцов. Он говорил, а устрашающий диковинный «байард» с глушителем одним, но выразительным черным глазом поочередно рассматривал каждого из сладкой парочки.
Сырцов инструктировал далее:
— Чернявенький, ноги как можно шире, а ручками упрись в стену как можно выше. Молодец, так держать. Ты, блондинчик, руки на затылок и ко мне. Не торопясь.
Блондинчик медленно приближался. Сырцов понял со злорадством — сейчас нападет. Блондинчик еще делал первое движение на уход и атаку правой ногой, а Сырцов, уже сделав шаг в сторону, страшно ударил его в голень левой, опорной ноги подкованным башмаком. Блондин стал оседать от шоковой боли, но Сырцов успел рукояткой «байарда» жестоко, но в меру нанести удар в заветное место — за ушко. Блондин перестал оседать и по-простому рухнул. Чернявенький, оторвавшийся было от стенки, вновь увидел глаз «байарда» и поспешно принял прежнюю позу. Перешагнув через блондина, Сырцов подошел к чернявенькому и для порядка ткнул его глушителем в поясницу. Чернявенький спазматически вздохнул и безропотно дал себя обшарить. Среди прочих безделушек у чернявенького в карманах к тихой радости Сырцова обнаружились наручники. Вывалив содержимое карманов чернявенького на пол, Сырцов отвел его, покорного, к отопительной батарее и приковал к трубе. Неподалеку от мертвой Маши. Ключи же от наручников бросил на середину комнаты. Чтобы нельзя было дотянуться. Настала очередь и бесчувственного блондинчика. Все тот же джентльменский набор: кнопочный нож, короткая дубинка, браунинг, переговорник. Ни документов, ни каких-либо проясняющих бумажек, ничего. Сырцов еще раз осмотрелся и понял: здесь их не допросить. Без крика и рукоприкладства с такими ничего не добьешься, а здесь не пошумишь. Да и вообще пора сматывать удочки. Опасно долго оставаться тут, опасно.
И он просто удалился. Вызвал лифт с третьего этажа, спустился и, осторожно прикрыв входную дверь, вышел на улицу.
Телефон-автомат был у знатного дома. Сырцов набрал ноль-два и вызвал местное отделение.
- Милиция, милиция?! — дважды, чтобы нервно получилось, спросил он.
- Вас слушают, — подтвердил дежурный.
- Слава Богу! В Доме старых большевиков грабят квартиру! Квартиру двадцать четыре. Двое здоровенных парней. Я на лестнице курил, когда они взломали дверь и вошли. Слава Богу, меня не заметили!
— Кто вы? — спросил дежурный.
— Сосед с пятого, — представился Сырцов и повесил трубку.
Теперь — найти наблюдательный пункт. Привычно преодолев кодовые препоны, он проник в последний подъезд доходного дома напротив. На третьем этаже (третьем дореволюционном этаже) устроился на уровне четвертого этажа белокирпичной башни. С этой точки хорошо просматривался подъезд и находящиеся за углом площадочные балконы и окна Машиной квартиры.
Теперь надо ждать, и он терпеливо ждал. Второй раз за эту ночь захотелось закурить. Ну, что же вы, ребята? Вы же менты на земле, вы все про эти места знаете, у вас патрульная машина, вы же рядом, рядом! Где вы?
Милицейский «козлик» подкатил через десять минут. Трое в форме вошли в подъезд, а четвертый, за рулем, остался за наблюдателя. Порядок.
И вдруг Сырцов непроизвольно застонал: по площадочному балкону третьего этажа осторожно двигались на спуск двое. Менты, братцы, ну хоть один из вас, черную лестницу перекройте! Двое исчезли ненадолго и объявились, уже на балконе второго этажа, но дальше не побежали. Притихли.
Из Староконюшенного от Пречистенки выехал светлый «джип-чероки», неспешно повернул налево в Гагаринский и остановился прямо под Сырцовым. Тотчас двое с балкона второго этажа прыгнули на мягкую землю.
Они побежали наискосок, а «джип» двинулся почти в параллель им. Нет, все-таки не в параллель, а под острым углом, потому что у улицы Танеевых машина и люди встретились.
Уже выскочили из подъезда менты, уже ревел мотор сине-желтого «козла», уже ныла сирена, но было поздно: куда «козлу» против «джипа-чероки», который исчез в неизвестном направлении.
А винить надо только себя. Сжалился над блондином, не раздавил переговорники. Хоть номерок запомнил: 68-91. Но где гарантия, что он не липовый? Пора и ноги делать, пока менты не вернулись. Не стоило встречаться с ними вооруженным и в полной амуниции.
Он уже сидел за рулем, когда почти одновременно примчались, поочередно воя, оперативная «Волга», «рафик» с бригадой, фургон «Скорой помощи». Дела у них, не у него. Сырцов включил мотор.
Уже дома обнаружил в кармане кривой мячик резиновых перчаток. Вышел на площадку, выбросил их в мусоропровод и, вернувшись, разделся догола. Долго-долго стоял под садистски холодным ливнем душа. Замерз до дрожевого ика и поэтому жестким полотенцем растирался почти с мазохистским удовольствием.
Дед, а скорее Лидия Сергеевна, отучили от Малинина. Он врубил пленку с Монтсеррат Кабалье и Фреди Меркури. Неземные голоса пели райскую музыку. Но вскоре сердито постучали сверху: громковато, мол, для трех часов. Он виновато и покорно уменьшил звук. Теперь Монтсеррат и Фреди пели только для него.
У непьющего всегда обширные запасы. Без колебаний и душевных переливов он вытащил из холодильника крупную бутылку «Смирновской».
Монтсеррат и Фреди пели, а Георгий Сырцов выпивал, мало закусывая. Монтсеррат и Фреди прекратили пение, а Георгий Сырцов продолжал выпивать.
Бумаги и фотографии, которые он привез из Дома старых большевиков, лежали рядом на тахте, но ему не хотелось сейчас с ними разбираться. Да и пить особо не хотелось: его, тренированного, с отвычки плохо брало. Но он продолжал нагружаться.
Уже, не стесняясь, белесо светилось окно, уже не одиноким волком, а редкой цепочкой пробегали вверх к Садовому легковые автомобили, с недовольным рычанием преодолевая небольшую горку, уже шаркала метлой их новая добросовестная дворничиха, а Сырцов сидел в кресле и все ждал водочного кайфа. Но кайф не приходил.
Он стал вспоминать свое отрочество в Сельце Брянском. Чтобы как картинки в голове: душная чащоба мелколесья, речка, тихим извивом бежавшая мимо высокого глинистого берега, приятель Димка, колдовавший над костром, первая его любовь одноклассница Неля, которая с мостков смотрела на скользящую внизу воду, покойница мать, устало поднявшая на него глаза, закатное небо и несущееся в нем пламя ракеты-снаряда... И еще — Маша. Когда он дотронулся до нее, она была еще теплая.