— Товар закуплен, можно и расслабиться, да?
— Зачем вы так? — низким голосом спросила она, ибо хорошее настроение покинуло ее.
Действительно, зачем он так? Затем, что она богата, хороша собой и у нее красивый, уверенный в себе муж, хозяин жизни? Затем, что они — идеальная пара? Затем, что его, Сырцова, наняли, как носильщика на вокзале? Затем, что он взял тысячу долларов?
— Затем, что я — полный идиот, Светлана Дмитриевна. Простите меня.
Она мелко покивала — прощала — и тихо заплакала. Поплакала недолго, вздохнула прерывисто, промокнула платочком Глаза и попыталась улыбнуться.
— Светлана Дмитриевна, вот вы плачете, — нарочито бойко начал он, — а ресницы у вас не текут. Ведь должны же течь, тушью крашенные! А не текут. Почему?
Слава Богу: улыбнулась по-настоящему. Ответила:
— Есть тушь, которая не течет от слез. Надеюсь, вы нс обидитесь, если я скажу, что она очень дорогая?
Все-таки дамочка — молодец. И об этом ей надо сказать:
— А вы молодец, дамочка.
— Иногда, — частично согласилась она, быстро разлила из графина по рюмкам и предложила: — За то, чтобы все хорошо кончилось.
— Нельзя пить за несделанное, — строго возразил он.
— За что же тогда нам с вами пить?
— За удачу. Она не зависит от работы. Она приходит или не приходит.
— За удачу! — возгласила она, и они чокнулись.
Только они приступили к кофе, как раздалось разухабистое и громкое:
— Светка!
Светлана Дмитриевна посмотрела перед собой (сидели напротив входа), на мгновение ожесточилась лицом и, отчетливо выговаривая слова, прошептала:
-...твою мать!
Сырцов обернулся. В дверях, эффектно задранной рукой касаясь косяка, вольно стояла гражданка в широких, почти цыганских одеждах. Светлана Дмитриевна обнажила зубы в лучезарной улыбке, призывая:
-Иди к нам, Машка!
Сырцов опять посмотрел через плечо: интересно же было. Почти в «цыганочке» шла к их столу жизнерадостная Машка. Подплыла, уперлась указательным пальцем в стол, не скрываясь, оглядела Сырцова и сообщила: Ну, где может быть Светка? Конечно же у китайцев, дерьмо вонючее жует, нравится ей, понимаете ли, это! И я, естественно, уже здесь!
-А зачем? — вдруг спросил Сырцов.
-Что — зачем? — не поняла удивленная Машка.
- Здесь-то вы зачем? Судя по всему, вам не нравится вонючее дерьмо, которое именно здесь подают.
-Какой суровый мужичок! — не сбившись со своего ритма, восхищенно удивилась еще раз Машка и, плюхнувшись на стул, требовательно спросила: — Кто таков?
Настало время удивляться Сырцову:
-Как — кто? Мужичок!
-А ФИО?
-В анкетах.
-Перестань, Маша, — попросила-приказала Светлана Дмитриевна.
-А за ним последнее слово, да?
-Я охотно выслушаю ваше, — великодушно разрешил Сырцов.
— Я буду называть вас Федором, — решила в своем последнем слове Маша.
Сырцов подавил в себе желание задать вопрос «Почему?», отвалился от стола, к которому во время разговора в плебейской расслабке прижимался грудью, встал и как бы извинился перед Машей:
— К сожалению, в следующий раз. Я спешу. Всего вам хорошего. Светлана Дмитриевна, мы договорились.
Поклонившись, он быстро вышел из ресторана.
До своего автомобиля бежал. Добежал, уселся, из бардачка извлек наушники (вроде плейеровских, но изящнее), подкрутил колесико у правого уха и прислушался. Хамски упираясь грудью в край стола, успел-таки прилепить микрофон-пуговицу к столешнице. В наушниках потрескивало. Тогда он включил мотор, нахально загнал «девятку» на тротуар и медленно-медленно покатил, уходя от треска. Стоп, приехали. Голоса звучали отчетливо.
Маша. А он — здоровый лось! Интересно, каков он в койке?
Светлана. Ни о чем другом ты говорить уже не можешь?
Маша. Могу. Сколько ты ему заплатила?
Светлана. И об этом не надо.
Маша. О чем же тогда говорить? О том, что вся эта затея не имеет смысла, мы уже говорили не раз.
Светлана. Ты говорила. Раз нам говорить с тобою не о чем, закономерен вопрос: зачем ты меня искала?
Маша. Честно?
Светлана. Честно.
Маша. Если честно, то паренька этого хотела увидеть.
Светлана. Зачем?
Маша. На всякий случай. Может, и мне когда-нибудь детектив понадобится.
Светлана. Все-то ты врешь, Машка! Ну, и как он тебе показался?
Маша. Думала — хуже.
Светлана. Но все-таки?
Маша. Не из качков, из ментов, что уже хорошо. Неглуп, самоуверен, осторожен, что тоже неплохо. На баб внешне не реагирует — ни на тебя, ни на меня, — но это не значит, что вовсе не желает нас, просто выучка настоящая...
Официант. Счет, Светлана Дмитриевна.
Светлана. Спасибо, Гарик.
Официант. Это вам спасибо, Светлана Дмитриевна.
Маша. Расплатилась? Тогда пошли отсюда.
Светлана. Ты не договорила.
Маша. Он что, тебе нравится?
Светлана. Он — единственная моя надежда.
Маша. Надейся, надейся. Пошли.
Никчемный разговор дал только одно: Маша ненужно в курсе. Сырцов снял наушники, включил мотор и задом откатился за «мерседес». Дамы вышли парочкой, но потом разошлись: Светлана к «мерседесу», а Маша к маленькому японцу — «хонде».
Они поехали к Светлане Дмитриевне на Фрунзенскую. Сырцов держал их на длинном поводке, проверяя наличие хвоста. Хвост, во всяком случае активный, отсутствовал. Правда, это еще ничего не доказывало: могли определиться и по точкам, если просчитали возможные маршруты банкирши Логуновой. Посмотрел, как они парковались у дома с пентхаузом. Что ж, развернул пустышку — тоже результат. Возвратился в ресторан,снял микрофон и поехал к себе.
Глава 5
Чудесная это вещь — дневной сон. Легок, как набежавшее облако, ненасильствен — пришел, когда захотел ты,когда зaхотел он, сладостен, как половой акт. Сырцов, делая гигантские шаги, шел по спускавшейся к реке лужайке детствa, которая находилась на иной планете. Шаги становились все длиннее и длиннее, наконец он оторвался и полетел над землей. Не летел даже, а скользил, как по горке. Внизу, но не так уж и далеко, копошились на пронзительно зеленом поле люди в белом, которых из-за своей немыслимой скорости он не успевал разглядеть.
Внезапнo поле закончилось обрывом, за которым был океан.Он немного пролетел над океаном, испугался и вернулся назад. Но, оказывается, он потерял высоту, и теперь обрыв высился над ним. Он хотел на зеленые поля, но сил взлететь выше не было, и он летел вдоль желтой непреодолимой стены.
Сердце заходилось от ужаса, и уже кто-то ритмично и небольно бил его по темени.
Блямкал его дверной звонок. Дневной сон хорош, но вечернее пробуждение отвратительно. Ничего не соображая, он кинулся к двери и, не заглянув в глазок, хрипло спросил:
— Кто там?
— Маша, — ответил голос, который он слышал несколько часов тому назад.
Он заглянул в глазок. Теперь — не цыганка, теперь — ловкий мальчик в джинсах, в джинсовой рубашке. Не отрываясь от глазка, он продолжил допрос: