— А если ты нам не понадобишься через три часа? — спросил на всех обиженный Казарян.
— Рома, ау! — ласково окликнул его Смирнов. — Ты замечательный парень!
— Да иди ты! — в момент сдался Казарян.
— Значит, у Жоры три часа свободных? — поинтересовалась Лидия Сергеевна.
— Ну и что? — забеспокоился Смирнов.
— Ты уже забыл, что Ксения переезжает к нам завтра. Она просила тебя, Жора, заглянуть к ее маме и взять кое-что из вещей. Вот тебе два списка. В одном — одежда, в другом конспекты и книги. Сделаешь?
— Не очень хочется, — признался Сырцов. — Но придется.
Врач рекомендовал ему носить руку на перевязи, чтобы не беспокоить рану. Он так и делал. Но только не за рулем. «Девятка» катила по знакомому маршруту: вниз к Москве-реке и по набережной до дома с пентхаузом. Загнав машину во двор и заглушив мотор, Сырцов глянул на себя в зеркальце заднего обзора. Личико опало до нормы, губы приняли прежнюю форму. Кому пироги да пышки, а кому синяки да шишки. Шишки уже ушли, а синяки, вернее, рудименты синяков, остались. Рожа довольно пестрая.
Открыла сама.
— Здравствуйте, Светлана Дмитриевна! — заспешил Сырцов. — Ваша дочь просила меня привезти кое-какие ее вещи. Вот два списка. В одном — книги, в другом — одежда.
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — безразлично откликнулась Светлана. — Раз просила... Что ж, пройдемте в ее комнату.
Они были одни в громадных апартаментах. Они шли бесконечно долго, и их шаги рваным гулом отдавались в многочисленных помещениях.
— Пустыня, — непроизвольно вырвалось у Сырцова.
— Я продаю этот сарай, — не оборачиваясь (шла впереди) сообщила Светлана.
— Коляша Сергеев такой хотел купить, — вспомнил Сырцов. — Только его тоже убили.
— Не беспокойтесь, Георгий. Покупатели уже есть, — поднимаясь по лестнице, сказала она. Вошли в комнату Ксении. — Я гардеробом займусь, а вы уж с книгами и конспектами разбирайтесь.
Сырцов сел за стол и выдвинул ящики. Светлана вышла, но вскоре вернулась со здоровенной дорожной сумкой. Он отбирал бумаги, а потом, подойдя к книжным полкам, — книги. Она с женской аккуратностью укладывала в сумку платья, юбки, кофты. Сворачивая черный Ксенин свитер, Светлана вдруг пришла в ярость:
— Эта сучка даже на Валиных похоронах ко мне не подошла!
Сырцов уже сделал свое дело: его рюкзак был набит, и поэтому он, вновь повесив левую руку на перевязь, вольно сидел на тахте. Спросил, бешено разозлившись на подлые и несправедливые слова:
— Ненавидеть собственную дочь — нормально ли это?
— Она — предательница! Гнусная двуличная мерзавка!
— Так бы и задушила ее?.. — предположил он. — Как Машу Елагину?
— Что ты сказал? — угрожающе переспросила она.
— Ты, — выделив слово «ты», повторил Сырцов, — убила Марию Елагину.
— И? — насмешливо вдруг потребовала продолжения она.
— И знала, что Пашка убьет твоего мужа.
— Оговор, — спокойно заявила Светлана. — Бездоказательный оговор со стороны неудачливого отвергнутого любовника.
— Неудачливый отвергнутый любовник — это я?
— А кто же?
— Я видел окурочки, Светлана. И твой прикус на них.
— А где эти окурочки?
— Убивать — великий и непрошеный грех, Светлана, — не отвечая на вопрос, тихо сказал Сырцов.
— Вы-то Пашку тоже убили.
— Леонид застрелил многократного убийцу. И то потому, что убийца уже убивал меня.
— А я защищала любимую дочь, которую шантажистка-блядь втянула в смертельную кашу. Я не хотела ее убивать.
— Но убила. Так получилось. Любить и убивать... — Сырцов поднялся с тахты, закинул рюкзак за плечо, поинтересовался: — Ты все собрала?
— Подожди еще минуточку, — попросила Светлана и вновь убежала. Вернулась с туалетной сумочкой, так называемой косметичкой, засунула ее в середину почти наполненной сумки, уложила обувь и сказала: — Теперь все!
— Пошли? — предложил оп.
— Пошли, — согласилась она.
Снова шли мертвой анфиладой. Он шел, сильно скособочившись: и рюкзак на правом плече, и сумка в правой руке. В передней-вестибюле он поставил сумку на пол — передохнуть, пока она открывает дверь. Светлана взглядом указала нашего левую руку и спросила:
— Пашкина работа?
— Его, — подтвердил Сырцов.
— Плохо он умел стрелять, — решила она. — Но и слава Богу.
Она приблизилась к нему, прижалась, узкой ладонью дотянулась до его шеи. Рука ее опускалась все ниже, на ходу осторожно расстегивая пуговицы рубашки. Бесовским наваждением, мороком подкатывало неудержимое желание.
— Георгий... Георгий... — задыхаясь, шептала Светлана.
Он грубо оторвал ее от себя, перевел дыхание и напомнил:
— Я — отвергнутый любовник, Светлана.
Она молча прошла к двери, открыла ее и предложила ему уходить:
— Прошу.
— До свидания, Светлана, — попрощался он уже из-за порога.
— Прощай, Георгий, — ответила она. — Моих мужей и любовников убивают. Тебя, наверное, скоро убьют.
И захлопнула дверь. Большая доброжелательница ему попалась. Не то чтобы испугался, но противно было. Он спустился вниз, бросил на заднее сиденье рюкзак и сумку и поехал в Могильцевский. От мамы к дочке.
Не профессорша Ираида Андреевна и не приживалка-секретарша открыла ему дверь профессорской квартиры с соответствующей медной табличкой. Дверь решительно распахнула Люба. Увидела его, не удивилась и поприветствовала:
— Добрый день, милый друг.
— Не понял, — настороженно сказал Сырцов.
— Чего уж тут понимать. Милый друг. Ты мне напоминаешь героя одноименного романа Мопассана, который все со старухами трахается, — выложила Люба заранее заготовленную фразу.
— Это тебе Ксения сказала?
— Зачем же? Когда вы меня выгнали, я у дверей осталась и подслушала.
— А хорошо ли это?
— Кто меня спрашивает об этом? Протопоп Аввакум? Алеша Карамазов?
— Уймись, Любовь.
— Не уговаривай меня. Твоя ненасытная любовь к каждой попавшейся юбке не уймется никогда.
— Ух! — вырвалось непроизвольно.
— Вот тебе и «ух!», — отметила его ошарашенность довольная Люба. — Проходи, сатир, Ксения тебя ждет.
— А ты? — осмелел Сырцов.
— А я в порядке. Никого не ждала. Тебя во всяком случае. — И, нанеся последний добивающий удар, Люба направилась в глубь квартиры. Распорядилась на ходу: — Дверь закрой.
Член-корреспондент АН Ираида Андреевна Васильева отвела под постой Ксении свой обширный кабинет. Войдя в него, Сырцов слегка заробел: столько книг он видел только в Ленинской библиотеке. И на разных языках. Поцеловав Ксению в подставленную ею сухую щеку, он почтительно осведомился:
— Хозяйка где?
— На работе, — ответила Ксения. — Оказывается, в нашей стране еще есть люди, которые работают.
— А секретарша?
— По магазинам пошла.
— Значит, вы одни в квартире, — все понял Сырцов. — То-то Любка распоясалась!
Неизвестно откуда (во всяком случае для Сырцова) объявился слишком большой даже для такого кабинета ухоженный и воспитанный сенбернар. Объявился и уселся посреди туркменского ковра, с ненавязчивым любопытством разглядывая неизвестного ему посетителя. '
— Фас, Дик, фас! — попыталась спровоцировать пса на агрессивные действия против Сырцова Люба, но Дик перевел взгляд на нее и с удовольствием, во всю пасть, зевнул. Сырцов хрюкнул от восторга, а Люба обиделась: — Тоже мне, собака! За поруганную честь девушки отомстить не может!
— Он только слабых и беззащитных спасает и защищает, — заступился за пса Сырцов и спросил у Ксении: — Можно, я позвоню по телефону?
— Звони, — за Ксению ответила Люба. — Телефон в коридоре. Можешь за собой и дверь прикрыть, если разговор секретный.
Он-таки закрыл за собой дверь. Люба ринулась к письменному столу, на котором незаметно притулился плоский телефонный аппарат фирмы «Панасоник».
— Ты что собираешься делать? — поинтересовалась Ксения.
— Как — что? — удивилась Люба. — Подслушивать, конечно! Подождем, подождем самую малость... Вот теперь пора.
Она тихохонько сняла трубку и нажала желтую кнопку. В кабинете раздался хрипловатый бас Смирнова:
— Слушаю тебя, Жора.
— Я готов, Александр Иванович.
— Через час у спиридоновского подъезда. Поедем на Ромкиной «Волге».
— Дуру брать?
— Это он про меня, что ли? — шепотом задала вопрос Люба.)
— Обязательно. И вообще подготовься к возможным неожиданностям.
— Тогда я домой заскочу.
— А где ты сейчас?
— У Ксении.
— Успеешь?
— Времени — вагон и маленькая тележка.
— Ксюшку за меня поцелуй и действуй.
Люба быстренько положила трубку на место, отскочила от стола и важно уселась в гостевое кресло. Склонив голову и присев, Ксения выкладывала из сумки свою одежонку. Вдруг удивилась, вытащив вечернее платье почти совсем без верха — одни бретельки. Поднялась, приложила платье к себе, поискала глазами зеркало, не нашла и сказала:
— Зачем она его положила? Я же не просила!
Вернулся Сырцов и сообщил Ксении о смирновской просьбе:
— Дед велел мне тебя за себя поцеловать.
— Целуй, — разрешила Ксения. Он еще раз поцеловал ее в щеку и, разглядев неизвестно как возникший на диване одежный развал, удивился:
— А для чего ты все из сумки вытаскиваешь? Все равно завтра к Деду повезешь.
— Ни хрена ты в женщинах не разбираешься, — заметила Люба. — А еще Дон-Жуан!
Но Ксения, видимо, посчитала, что он прав. Она сложила вечернее платье и возвратила его в сумку. Там, в сумке, ее рука натолкнулась на нечто неожиданное. Косметичка явилась на свет.
— Что это? — спросила Ксения у Сырцова.
— А я откуда знаю? — обиженно возмутился он. — Сумку не я собирал.
Ксения открыла косметичку и поочередно выложила на письменный стол довольно толстую пачку стодолларовых купюр, несколько дорогих в изысканном сафьяне ювелирных футляров и фотографию. Ксения взяла фотографию в руки и рассматривала, рассматривала ее. Невоспитанный Сырцов взглянул на снимок через ее плечо. Семилетняя Ксюшка и Светлана, совсем молоденькая, счастливо улыбаясь, смотрели на него.
— Мамочка ты мамочка, — сказала Ксения и вернула фотографию на стол. Изображением к сукну. Открыла самый большой футляр. На темно-бордовом бархате зеленело и сияло изумрудное ожерелье в алмазной осыпи. — Вспомнила, что я в детстве больше всего любила примерять этот изумрудный гарнитур. — Тряхнула головой и, указав на футляры и доллары, потребовала у Сырцова совета: — Как мне вернуть ей все это, Георгий?
— Никак. Ты сама к ней не поедешь, а ни с кем другим она по этому поводу и разговаривать не станет.
— Что же делать, что же делать?
— Ничего не делать, — прекратила прения Люба. — Принципиально не желаешь щеголять в изумрудах — не носи их, не хочешь жить за ее счет — не трать эти доллары. Пусть все лежит у тебя. Может быть, когда-нибудь все это ей понадобится.
— Не понадобится, — уверенно заявил Сырцов. И тут же получил от Любы:
— Тебе лучше знать!
Устав отбиваться, он понял, что сейчас отсюда надо слинять, и сообщил:
— Мне пора, девочки.
Они проводили его до двери. Открывая ее, Ксения попросила:
— Деда за меня поцелуй.
— Да он колючий! Щетина после утреннего бритья уже выросла! — выразил свое неудовольствие Сырцов и шагнул на площадку. Уже спускаясь по лестнице, услышал последнее Любино напутствие:
— Ты там поосторожнее, половой психопат!