— Ты — дура! — проорал Сырцов.
— Вот и на «ты» перешли, — удовлетворенно констатировала Ксения и ехидно заметила: — Вы на красный проскочили.
Проскочили они на красный свет у Киевской площади перед Бородинским мостом. К счастью, неприхваченный гаишниками Сырцов на мосту дал скорость и встал в недлинный хвост перед выездом на Садовое. Обернулся, улыбнулся, увидел наконец разноцветное Ксенино лицо, освещенное ядовитой рекламой магазина «Руслан», и объяснил:
— Последняя проверка. Сейчас Виктор и Роман Суренович просчитают наиболее шустро сорвавшихся на желтый и окончательно решат: есть за нами с тобой хвост или отрубились мы окончательно.
— А где же они? — удивилась Ксения.
— Хвост, что ли? Хорошо бы, если подальше.
— Да Виктор же с Романом Суреновичем! — возмутилась она сырцовской тупостью.
— Да вот они, — лениво сообщил Сырцов, ни на кого не указывая.
Ксения увидела их сама. С ее стороны — в оконце черной «Волги» греко-армянский профиль Казаряна, со стороны Сырцова в «вольво» цвета мокрого асфальта белесый затылок, крутое ухо и кончик славянского носа Виктора Кузьминского. Ни Сырцов, ни Казарян, ни Кузьминский не смотрели друг на друга.
— Порядок в танковых частях, — облегченно решил Сырцов. — Времени у нас теперь навалом. «Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал!»
— Я — не Павлик Морозов, — поняла Ксения. — Я — подсадная утка.
Сырцов сделал левый поворот и ушел в туннель. Беззаботно ему стало и просто. Он с начала и до конца спел песню про красотку, нахально не стесняясь Ксении. Она терпела, но когда он приступил к исполнению хита под названием «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», не вынесла.
— Ну, будя, вокалист.
— Вот за что тебя люблю я, вот за что тебя хвалю я! — в восхищении прокричал Сырцов.
— Это за что же?
— За терпимость и доброту.
Машину они оставили в Зачатьевском и к дому отца Афанасия шли пешком. У калитки Ксения придержала Сырцова за рукав, положила ему руки на плечи и нежно поцеловала в обе уже слегка колючие щеки.
— Ты сам не понимаешь, какой ты молодец!
Отец Афанасий, Александр Смирнов и некая пожилая (не старуха) дама весьма интеллигентного вида за круглым столом под бархатной скатертью (для каждого прибора льняные салфетки) пили малыми глотками тягучую вишневую наливку. Отец Афанасий и дама с явным удовольствием, а Смирнов — с плохо скрытым отсутствием энтузиазма.
— А вот и Ксения, — с видимым облегчением произнес Смирнов: прекращалась дегустация наливки и налицо удачное, без ненужных приключений прибытие подопечной.
— И Георгий Петрович Сырцов, — мрачно добавил обладатель сего имени. — Здравствуйте.
— Ксюша, — сказал отец Афанасий. — Это Ираида Андреевна Васильева, которая готова предоставить тебе на несколько дней кров и сердечное гостеприимство.
— Спасибо, — почти прошептала Ксения.
— Ираиде Андреевне ты можешь полностью доверять, — добавил отец Афанасий. Ираида Андреевна весело посмотрела на него, весело посмотрела на Ксению.
— Почему же на несколько дней? На столько, на сколько захочет Ксения. — Теперь она весело взглянула на Смирнова, четко понимая, кто главный. — Нам с Ксенией, вероятно, уже надо идти, Александр Иванович.
Дед был эталоном джентльмена в общении с дамами:
— Сколь это ни прискорбно…
— Я провожу, — вызвался Сырцов.
— Ромка и Виктор доведут, — решил Дед. — Ты и так здесь достаточно примелькался.
— Все как надо? — поинтересовался отец Афанасий.
— Лучше и невозможно представить! — отдал должное усилиям священника. — Божье дело сделали, отец Афанасий.
— Это моя работа.
…Все четверо к одиннадцати часам подтянулись в кафе старого знакомца Смирнова, который когда-то под кличкой «Марконя» занимался делами, порой подпадавшими под положения УПК, а теперь как Марат Павлович стал законным владельцем предприятия общественного питания.
Удобно у Маркони было. И проверяться не надо: Марконя веселым всезнающим глазом всех, кого надо, проверит.
— Бутылку шипучки, Марат Павлович, — заказал Смирнов (хозяин, по причине особой важности первого гостя, обслуживал их столик самолично).
— Успех? — ненавязчиво поинтересовался Марконя.
— Предчувствие успеха, — уточнил Смирнов. — И все — за баранкой.
Бутылку итальянского эрзаца шампанского Марконя открыл с шиком, не менее шикарно разлил по бокалам и удалился. Казарян брезгливо принюхался — и задал риторический вопрос:
— Зачем мне этот суррогат?
Но выпил вместе со всеми. Деликатно, с закрытым ртом, отрыгнув газ от шампанского, Смирнов объяснил причину появления итальянской бутылки.