И вдруг Решетов почувствовал, как что-то беззвучно вошло ему в сердце. Он постоял недолго, не понимая, что уже умер, и боком завалился на холодную ночную траву.
А Сырцов медленно встал из-за полуоткрытой правой дверцы. Две минуты тому назад, включив зажигание и фары, он, вывалившись через нее на землю, был почти уверен, что будет так, как случилось. И вот случилось. Он только сейчас ощутил жжение в левом плече и теплую густую влагу на левом бицепсе. Зацепил все же, гнида. Пощупал правой, что и как. Мокрая, размером с сигарету рвань камуфляжа. Вскользь, слава Богу.
Нож вошел в сердце по рукоять. Решетов лежал на правом боку, подвернув ногу и стрелой вытянув правую руку, в метре от которой валялся укороченный «Калашников». Не хотел Сырцов светиться всем известной «байардовской» пулей, поэтому и нож. Тренировался с ножом Сырцов много и упорно, но в первый раз воспользовался броском в деле. Он вытащил из кармана носовой платок, склонился над умиротворенным Решетовым и тщательно протер рукоятку ножа. Потом присел рядом — подумать. Царапина на левом плече остро саднила, затягиваясь густеющей кровью.
Деда, пожалуй, беспокоить не надо: начнется солидная подготовка, а тут, если действовать, то на арапа. Роман Казарян, вот кто ему нужен. Пошарил по карманам в поисках телефонного жетона. Телефон-автомат (он это отметил) был у санатория-профилактория, мимо которого они проезжали. Жетона не было. Но кстати вспомнил: когда шмонал Решетова у багажника, у того в кармане куртки шелестели легкие кружочки. В правом? В левом? В правом. Сырцов перевернул труп на спину и пошарил в правом кармане куртки. Вот они, шесть штук. Запасливый был.
Ростислав. Вряд ли соврал про адрес Решетов: знал, что он, Сырцов, никогда уже этим адресом не воспользуется, а ненужным враньем можно и насторожить опытного сыскаря. Итак, Ростислав, но как до него добраться? Судя по трем закрытым комнатам в четырехкомнатной квартире, там, по всей вероятности, склад, скорее всего — оружие. Следовательно, все щели тщательно законопачены, и дверь наверняка сейфовая. Придется косить под альпиниста. Господи, счастье-то какое! Трубка на шнуре, диск вращается, беспрерывный гудок в ухе. Сырцов набрал казаряновский номер и кинул в щель первый решетовский жетон. На седьмом гудке проникновенный со сна голос спросил не раздраженно — обреченно:
— Санька, ты?
— Это Сырцов, Роман Суренович, извините меня…
— Ну, ты даешь, Жора!
— Дело очень важное, Роман Суренович. Я сейчас с тыльной стороны парка «Сокольники», без транспорта, совершенно один и с простреленным (Сырцов слегка преувеличил для того, чтобы окончательно разбудить Казаряна) плечом…
— Что надо? — быстро спросил Роман.
— Чтобы вы за мной заехали.
— Где ты?
— Тут такой санаторий-профилакторий имеется.
— Знаю. Для средних начальников. Сейчас выезжаю.
— И еще одна просьба, Роман Суренович. Нет ли у вас прочной нейлоновой веревки, чтоб хороший вес держать?
— Что означает, по-твоему, хороший вес?
— Ну, я или, допустим, вы.
— У старого байдарочника такого говна навалом. Сколько?
— Метров пятнадцать — двадцать.
— Жди. Через полчаса буду у тебя.
Казаряновская «Волга» прибыла к санаторию-профилакторию через двадцать три минуты. Сырцов глянул на запястье. Всего-то полтора часа прошло с тех пор, как они встретились с Алексеем Решетовым. Без четверти четыре.
— Что, где и как? — задет сразу три вопроса Казарян, не вылезая из машины. Сырцов попросил через открытое оконце:
— Подвиньтесь. Я вас сам к месту отвезу. И по дороге вкратце расскажу.
— А плечо? — спросил Казарян, отодвигаясь.
— Слегка в мякоть, — успокоил его Сырцов и покатил к полянке, на ходу без пауз излагая историю встречи и расставания с Алексеем Решетовым.
Теперь светили фары «Волги». Впечатляющее виделось зрелище — кадр из крутого американского боевика.
— Что со всем этим делать будем? — попросил совета Сырцов.
— Оставим все как есть. Пусть менты разбираются. Ты свои пальчики ликвидировал?
— На нем — да. А в машине — баранка, рычаги, дверцы, ручки заляпаны основательно.
— Я сейчас этим займусь, — решил Казарян и, вернувшись к «Волге», извлек из багажника уборочную тряпку. — А ты посиди на травке, отдохни, приди в себя окончательно, подумай и реши без лихорадки, что все-таки мы с тобой дальше делать будем.
А что думать-то? Он и так решил. Ростислава взять в постельке и бомбить, пока не расколется до срока. Мучила сухость языка и губ. Только сейчас Сырцов ощутил, как ему хотелось пить все эти сорок минут. И — о счастье! — как картинка из доброго сна, воспоминание о содержимом багажника «мицубиси». Пласты упаковок замечательного американского баночного пива «Ред бул». Сырцов встал, в связке отмычек и ключей нашел нужный, подошел к «Мицибуси» сзади и открыл багажник.