— Ты что, и в багажнике наследил? — через разбитое заднее стекло поинтересовался Казарян, орудовавший в салоне.
— Не, я там кулаком шуровал, — ответил Сырцов и, кинув одну упаковку на траву, кулаком же захлопнул багажник.
— Вроде все, — решил Казарян, вылезая из расстрелянного автомобиля. И удивился, увидев на траве высокий белесый прямоугольник. — Это у тебя что?
— Пиво, — кротко пояснил Сырцов и, вытащив большой нож из ножен на голени, хищно и неаккуратно взрезал матовый пластик. — Хотите?
— Воздержусь. А ты выпей, утихомирь блевотную спазму. — Казарян внимательно наблюдал, как Сырцов вскрывал первую банку, как, постанывая, опорожнил ее, полой жилета протер пустую жестянку и отбросил в кусты. Тогда спросил: — Что решил?
— Все то же, Роман Суренович. Парашютироваться к Ростиславу.
— Тогда сейчас. Совсем скоро поздно будет.
Сырцов вскрыл вторую банку, высосал ее, не отрываясь, повторил операцию с полой жилета, послал вторую вслед за первой и согласился:
— Поехали. Благо Просторная совсем рядом.
Действительно, замок вроде монтекристовского замка Иф: квадратный, на все стороны одинаковый, с подобием башен по углам. «Волгу» оставили в жидкой рощице за трамвайными путями и вышли к восьмому подъезду. Уже отчетливо светлел восток. Методом первичного осмотра и чистой дедукции (в этом доме еще достаточно коммунальных квартир, а кухни коммуналок всегда без занавесок) вычислили расположение четырехкомнатных и только после этого без труда вскрыли кодовую дверь и пешком поднялись на одиннадцатый этаж. Вот она, разлюбезная двести третья. Все правильно, дверь — сейфовая. Дав Казаряну немного отдышаться, Сырцов поволок его на полтора этажа выше: к окну лестничной клетки. С легкостью распахнули рамы и сверху оценили обстановку.
— Куда собираешься? На балкон? — спросил Казарян.
— Нет. На кухню. Черт его знает, может, балконная дверь основательно забаррикадирована.
— Все равно, Жора, отсюда даже до кухни размах короток и мгновенен. Как старый путешественник и альпинист, считаю, что лучше двумя пролетами выше.
— Веревки хватит? — Сырцов с сомнением посмотрел на моток в руках Казаряна.
— Тебя спущу, и еще кусок останется, чтобы мне повеситься при виде твоей неудачи.
— Как говорит Дед: шутки у вас, боцман!
— Это я говорю, а не Дед, — почему-то обиделся Казарян.
Поднялись двумя пролетами выше. Открывая окно, Сырцов помечтал:
— Эх, еще бы дощечку под жопу.
— Имеется дощечка. Фирменная швейцарская дощечка, — скромно признался Казарян.
Когда закрепили трос на отопительной батарее, когда устроили качели, когда прикинули длину конца, когда беспилотно проверили размах, Сырцов влез на подоконник, спустил петлю с дощечкой, уселся на нее и восхитился:
— Ух, ты!
Казарян травил трос, а Сырцов сидел, как маляр в люльке, и наблюдал окрестности. Около четырех, а в городе пусто, как на ночном кладбище. Существовали только звуки: в отдалении прорычал «КамАЗ», в недалеком отсюда трамвайном парке проскрежетали стальные колеса по стальным рельсам, совсем далеко, видимо у Преображенки, сверчковой трелью еле-еле прорезался милицейский свисток. Определив амплитуду размаха, Сырцов негромко приказал:
— Стоп!
Ну, а теперь — раскачка. Цепляясь за почти незаметные щели в кирпичах и помогая рукам толчками ног о стену, Сырцов раскачивался все сильнее и сильнее. Сверху, рывками в ритм, помогал Казарян.
Первый раз пролетев мимо желанного кухонного окна, Сырцов заметил лишь отсутствие внешнего (бывает, некоторые делают себе такие заоконные зимние холодильники) подоконника и наличие плотных занавесок. Во второй раз определил, где находится нужный угол. В третий раз расчетливо и неслышно ударил носком подкованного башмака так, чтобы битое стекло без особого шума упало на подоконник.
— Еще меня вниз! — попросил он, пролетая под Казаряном. Тот спокойненько исполнил. Еще раскачка — и Сырцов зацепился за раму левой рукой, а правой, извиваясь, как червь на крючке, притянул к себе плотную занавеску и мягкой подстилкой уложил ее на подоконнике.
— Теперь на метр повыше! — еще раз попросил он Казаряна. Тяжеловато было пожилому богатырю выполнить просьбу, но он выполнил.