Десять минут назад соединились и наконец приступили к операции.
— Начнем параллельно? — советуясь, спросил Леонид у Смирнова.
— Дождемся областных, которые на станцию проехали. Если машина там, то уж шмон на всю катушку. Частым гребнем, как на вшей.
— У вас вши были? — от нечего делать поинтересовался Махов.
— А у кого их не было во время войны?
…— Сколько еще ждать? — тоскливо спросил Малыш. Паша привычно взглянул на часы и объявил:
— Полтора часа жизни тебе, Сырцов!
— А тебе чуть больше, — хрипло ответил изуродованный Сырцов.
— Тем и утешься.
— Не трус, — уважительно отозвался о Сырцове Малыш.
— Пижон. Просто пижон, — не согласился с Малышом Рузанов. — Пока еще пижонит перед нами, перед собой. Когда я ему начну яйца отрезать, увидишь, какой он на самом деле.
— Так значит, ты на электричке приехал? — в который раз спросил Малыш. И в который раз (уже неоднократно к нему прикладывался Малыш и голыми руками, и ножичком, и зажженной спичкой) Сырцов признался:
— На вертолете прилетел.
— Да хрен с ним! — махнул рукой Рузанов. — Выпить хочешь, Дима?
— Выпил бы малость, — признался Малыш. — Но ведь машину вести.
— Я поведу, — решил Рузанов. — Мне удовольствие предстоит крепче водки.
В углу, прикрытом тряпицей, он отыскал бутылку «Белого орла» и водрузил ее на стол. Малыш не мешкая налил себе стакан.
…Все оставались в четырех машинах, к калитке подошли только двое: местный подполковник и Махов. Подполковник не знал Любиных рекомендаций и поэтому не прыгал животом на калитку и не отодвигал щеколду, вися вниз головой. Он нажал алую кнопку звонка и долго-долго ее не отпускал. До тех пор, пока на веранде не появилась пожилая гражданка. Еще дольше ждали, когда Ольга Лукьяновна дойдет до калитки. Очень большой был участок. Одновременно с ней к калитке не торопясь подскакал Кабыздох-Бобик-Рекс и с симпатией оглядел вновь прибывших гостей.
— Что надо? — недобро поинтересовалась Ольга Лукьяновна.
— Милиция, — представился подполковник, хотя ему-то и представляться не надо было — в полной подполковничьей форме. — В связи с убийством Валентина Логунова и розыском скрывающегося преступника Павла Рузанова следственные органы Москвы и Московской области сочли необходимым обыскать вашу дачу. Вот ордер прокуратуры на обыск.
Подполковник протянул бумажку Ольге Лукьяновне. Она бумажку не взяла. Зато Рекс, слегка подпрыгнув, попытался на свой манер, зубами, ознакомиться с документом.
— Не ко мне, — сказала Ольга Лукьяновна. — Со всеми делами — к хозяину.
— Тогда позовите хозяина, — предложил подполковник.
— Он плохо себя чувствует, — сообщила Ольга Лукьяновна и открыла калитку. — Вы вдвоем можете пройти к нему.
Втроем они неспешно двинулись к дому. Рекс делал вокруг них круги.
— Собачку придется крепко привязать, — рекомендовал на ходу Махов.
— Он добрый дурачок и людей не трогает, — сказала Ольга Лукьяновна.
— Скоро на участке появится другая собачка, — пояснил Махов.
У веранды в кустах стояла собачья будка с тяжелой цепью и строгим ошейником при ней. Ольга Лукьяновна подозвала беспечного пса и ловко охомутала его ошейником. Рекс дернулся и сразу же почувствовал удавку. Тогда он сел у будки, осуждающе посмотрел на коварных людей и в обиде отвернулся от них.
Плохо чувствовавший себя хозяин уже ждал их на веранде. Дождавшись, спросил, предварительно внимательно рассмотрев незнакомых визитеров:
— Что здесь происходит? Кто вы такие?
Подполковник повторил отрепетированную тираду и протянул Дмитрию Федоровичу ордер. Дмитрий Федорович принял бумагу, не глядя в нее, приказал:
— Очки, — и стал ждать, когда Ольга Лукьяновна принесет ему очки. Та обернулась для своих лет довольно быстро, и хозяин сквозь толстые стекла приступил к изучению документа. Прочитал его дважды и строго, будто скомандовал, разрешил: — Приступайте.
— Мы со двора начнем, — предупредил Махов.
— Как вам угодно, — сказал Дмитрий Федорович и ушел в дом.
Пареньки из области разыскали-таки сырцовскую «девятку» у станции и, вскрыв, пригнали ее к даче. Так что московскому псу было что пронюхать про Сырцова.
Как только холеная овчарка с проводником ступила на территорию дачи, Рекс у будки взревел почти человечьим голосом и ревел, гавкал, стонал, скулил все время, которое находилась в его владениях чужая собака.
В полном презрении овчарка никак не отреагировала на этот сольный концерт. Ей было некогда, она работала. Сделав малый круг у калитки, она странными зигзагами рванула, бесцеремонно потянув за собой проводника, через кусты, за деревья, сквозь заросли у забора к малозаметной калитке на другом конце участка. У закрытой калитки присела и требовательно заскулила.