У Смирнова.
— В подполе остался. Скоро перевозка прибудет, и его в морг отвезут, — безжалостно и буднично сообщил Махов. Ольга Лукьяновна сцепила ладони и прикрыла глаза.
— Какой еще Павел?! — прокричал Дмитрий Федорович. — Какой такой Павел, Ольга?!
— Павел Рузанов, — за нее ответил Махов. А Ольга Лукьяновна, не открывая глаз, добавила:
— Паша. Пашенька. Племянничек мой последний.
Слезы потихоньку пробивались сквозь опущенные ее веки. Пряча слезы, Ольга Лукьяновна медленно повернулась и, шаркая ногами, поплелась в комнаты.
— Мадам, не уходите далеко, — в спину ей сказал Махов. — Вы скоро нам понадобитесь.
— Вы что, убили Пашку Рузанова? — полюбопытствовал пришедший в себя Дмитрий Федорович и веселыми маразматическими глазками оглядел всех. Увидел приколдыбавшего Сырцова и удивился страшно: — Это кто же так тебя, Георгий?
— Ваш Паша, — ответил Сырцов.
— А ты его застрелил! — ужасно обрадовался Дмитрий Федорович своей догадке.
— Не я, — с сожалением признался Сырцов. Он стоял в дверях, бессильно прислонившись к дверному косяку. Сообразительный Нефедов ощутил его состояние и предложил:
— Вам бы сесть, Георгий Петрович.
— Знаешь, как меня по имени-отчеству? — удивился Сырцов. — А тебя как зовут?
— Игорь.
— Вот что, Игорь. Я окончательно дошел, — признался Сырцов. — Доведи-ка меня до того кресла.
— Бу сделано! — прокричал свое Нефедов и почти на себе доволок Сырцова до плетеного кресла. Тот рухнул в него и вмиг поплыл — расслабился до полубеспамятства.
— Вот тебе и бомж! Вот тебе и алкоголик! — глядя на Сырцова, заговорил про Рузанова Дмитрий Федорович. — Рюмочку просил поднести, деньги клянчил. А Ольга-то, Ольга! Все клеймила его, из дому гнала, а оказывается — прятала! А куда она делась? — строго спросил он у Махова и, не дождавшись ответа, старчески зарысил в дом, взывая на ходу: — Ольга! Ольга!
— Проследи за свиданием, Игорек, — скучно распорядился Махов, и Нефедов, ни слова не говоря, двинулся за экс-вождем.
— От нервности и я ослаб, — признался Смирнов, усаживаясь в парное кресло рядом с Сырцовым. Подполковник и Махов устроились на диванчике.
— Все-таки будем шмонать дачу? — поинтересовался подполковник.
— Чисто формально. Обходом и осмотром, — успокоил его Махов. — Рузанов, вероятно, все, что надо прятать, в схроне держал. Там наверняка тайник имеется.
— Мои там все раскопают, — уверенно заявил подполковник. Молодец, любил своих подчиненных.
Вернулся Дмитрий Федорович в сопровождений Нефедова, вернулся и сообщил:
— Ревет, старая дура. Заперлась у себя и ревет. Я через дверь утешал, а она все: «Уйдите да уйдите!» — Рассерженный, бесцеремонно уселся между Маховым и подполковником и, переводя взгляд с одного на другого, требовательно спросил: — Что там этот мерзавец Пашка натворил?
— Во-первых, вашего зятя застрелил.
— Значит, Пашка — Вальку. А могло и наоборот. Валька — Пашку. Они ведь как два паука в банке.
— Еще что про Рузанова знаете? — спросил Махов.
— А что про него знать? — презрительно задал сам себе риторический вопрос Дмитрий Федорович. — Пьяница, нахал, подзаборник. Знал я, что он плохо кончит.
— Все?
— Все. Нету больше Пашки Рузанова!
Прикрыв один глаз, Смирнов другим наблюдал за троицей. И слушал внимательно. С участка донесся оживленный гур-гур и шум шагов. Возвращалась команда подполковника.
Возвратились. И Малыша привели. Увидев его, подполковник сказал недовольно:
— Он-то здесь зачем? В «воронок» его!.
Нет покоя бойцам невидимого фронта. Один из областных оперов, придавая направление, легонько толкнул безмолвного и покорного Малыша в спину, и они вдвоем побрели к калитке, к «воронку».
— Потрясите его как вам надо, а потом нам отдайте. Договорились? — предложил Махов.
— Но чтобы все чин чином. С официальным запросом, — поставил условие подполковник и бодро обратился к своим: — Что выудили, рыбаки?
Старший торжественно водрузил на стол шикарный кейс, а двое молодых стали вытаскивать из мешка по очереди: кольт, «узи», два «ПМ», пяток гранат-«лимонок», две пачки пятидесятитысячных купюр в банковской упаковке, нетолстую пачку долларов, патроны в обоймах, коробках и россыпью.
— Все из тайника, — информировал начальство старший.
Уже увезли Ольгу Лукьяновну, уже уехал в санитарке Сырцов, который согласился ехать в больницу только под честное слово врача, обещавшего отпустить его домой после тщательного осмотра раны и настоящей перевязки, уже толкались у машины в ожидании отъезда и местные оперы, и московские. Смирнов выбрался из кресла и спросил у пригорюнившегося Дмитрия Федоровича: