— Ну, я неточно выразился, — засбоил Смирнов.
— Нет, не дают гусару развернуться, — Подытожил Казарян. — Надеюсь, у нас — демократия? Тогда ставлю на голосование мое предложение.
Мигом проголосовали. Против был один Смирнов. Утешительно потрепав его по плечу, Казарян попытался развить свой успех:
— Эти восемь тысяч я в «Чару» положу. Пусть настоящий процент идет. Наши киношники хорошо на этих процентах живут.
— Ну уж фигушки! — взревел Смирнов. — В последнее время мы с Жоркой на этих банкиров насмотрелись! Пришьют твоего главного в «Чаре» — и все, банк лопнул. Тогда ищи-свищи наши денежки. Ставлю на голосование предложение: ни в какие коммерческие банки наши «зеленые» не сдавать!
За «Чару» голосовали Казарян, Спиридонов и Кузьминский. Дамы, Смирнов и Сырцов были против.
— А где их держать? — недоумевал Спиридонов.
— У тебя в кабинете. В сейфе, — тут же сообразил Смирнов.
— Но ведь квартиру и обворовать могут, — заныл хозяин.
— Может и кирпич тебе на башку упасть. Терпи, коза, а то мамой будешь. Все равно, жизнь прекрасна, Алик! — Теперь уже Смирнов был утешителем, оптимистичным и самоуверенным. — С этим вопросом все. Теперь следующее: Роман и Жора, через три часа вы мне понадобитесь.
— А если ты нам не понадобишься через три часа? — спросил на всех обиженный Казарян.
— Рома, ау! — ласково окликнул его Смирнов. — Ты замечательный парень!
— Да иди ты! — в момент сдался Казарян.
— Значит, у Жоры три часа свободных? — поинтересовалась Лидия Сергеевна.
— Ну и что? — забеспокоился Смирнов.
— Ты уже забыл, что Ксения переезжает к нам завтра. Она просила тебя, Жора, заглянуть к ее маме и взять кое-что из вещей. Вот тебе два списка. В одном — одежда, в другом конспекты и книги. Сделаешь?
— Не очень хочется, — признался Сырцов. — Но придется.
Врач рекомендовал ему носить руку на перевязи, чтобы не беспокоить рану. Он так и делал. Но только не за рулем. «Девятка» катила по знакомому маршруту: вниз к Москве-реке и по набережной до дома с пентхаузом. Загнав машину во двор и заглушив мотор, Сырцов глянул на себя в зеркальце заднего обзора. Личико опало до нормы, губы приняли прежнюю форму. Кому пироги да пышки, а кому синяки да шишки. Шишки уже ушли, а синяки, вернее, рудименты синяков, остались. Рожа довольно пестрая.
Открыла сама.
— Здравствуйте, Светлана Дмитриевна! — заспешил Сырцов. — Ваша дочь просила меня привезти кое-какие ее вещи. Вот два списка. В одном — книги, в другом — одежда.
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — безразлично откликнулась Светлана. — Раз просила… Что ж, пройдемте в ее комнату.
Они были одни в громадных апартаментах. Они шли бесконечно долго, и их шаги рваным гулом отдавались в многочисленных помещениях.
— Пустыня, — непроизвольно вырвалось у Сырцова.
— Я продаю этот сарай, — не оборачиваясь (шла впереди) сообщила Светлана.
— Коляша Сергеев такой хотел купить, — вспомнил Сырцов. — Только его тоже убили.
— Не беспокойтесь, Георгий. Покупатели уже есть, — поднимаясь по лестнице, сказала она. Вошли в комнату Ксении. — Я гардеробом займусь, а вы уж с книгами и конспектами разбирайтесь.
Сырцов сел за стол и выдвинул ящики. Светлана вышла, но вскоре вернулась со здоровенной дорожной сумкой. Он отбирал бумаги, а потом, подойдя к книжным полкам, — книги. Она с женской аккуратностью укладывала в сумку платья, юбки, кофты. Сворачивая черный Ксенин свитер, Светлана вдруг пришла в ярость:
— Эта сучка даже на Валиных похоронах ко мне не подошла!
Сырцов уже сделал свое дело: его рюкзак был набит, и поэтому он, вновь повесив левую руку на перевязь, вольно сидел на тахте. Спросил, бешено разозлившись на подлые и несправедливые слова:
— Ненавидеть собственную дочь — нормально ли это?
— Она — предательница! Гнусная двуличная мерзавка!
— Так бы и задушила ее?.. — предположил он. — Как Машу Елагину?
— Что ты сказал? — угрожающе переспросила она.
— Ты, — выделив слово «ты», повторил Сырцов, — убила Марию Елагину.
— И? — насмешливо вдруг потребовала продолжения она.
— И знала, что Пашка убьет твоего мужа.
— Оговор, — спокойно заявила Светлана. — Бездоказательный оговор со стороны неудачливого отвергнутого любовника.
— Неудачливый отвергнутый любовник — это я?
— А кто же?
— Я видел окурочки, Светлана. И твой прикус на них.
— А где эти окурочки?
— Убивать — великий и непрошеный грех, Светлана, — не отвечая на вопрос, тихо сказал Сырцов.