— Ты что собираешься делать? — поинтересовалась Ксения.
— Как — что? — удивилась Люба. — Подслушивать, конечно! Подождем, подождем самую малость… Вот теперь пора.
Она тихохонько сняла трубку и нажала желтую кнопку. В кабинете раздался хрипловатый бас Смирнова:
— Слушаю тебя, Жора.
— Я готов, Александр Иванович.
— Через час у спиридоновского подъезда. Поедем на Ромкиной «Волге».
— Дуру брать?
— Это он про меня, что ли? — шепотом задала вопрос Люба.
— Обязательно. И вообще подготовься к возможным неожиданностям.
— Тогда я домой заскочу.
— А где ты сейчас?
— У Ксении.
— Успеешь?
— Времени — вагон и маленькая тележка.
— Ксюшку за меня поцелуй и действуй.
Люба быстренько положила трубку на место, отскочила от стола и важно уселась в гостевое кресло. Склонив голову и присев, Ксения выкладывала из сумки свою одежонку. Вдруг удивилась, вытащив вечернее платье почти совсем без верха — одни бретельки. Поднялась, приложила платье к себе, поискала глазами зеркало, не нашла и сказала:
— Зачем она его положила? Я же не просила!
Вернулся Сырцов и сообщил Ксении о смирновской просьбе:
— Дед велел мне тебя за себя поцеловать.
— Целуй, — разрешила Ксения. Он еще раз поцеловал ее в щеку и, разглядев неизвестно как возникший на диване одежный развал, удивился:
— А для чего ты все из сумки вытаскиваешь? Все равно завтра к Деду повезешь.
— Ни хрена ты в женщинах не разбираешься, — заметила Люба. — А еще Дон-Жуан!
Но Ксения, видимо, посчитала, что он прав. Она сложила вечернее платье и возвратила его в сумку. Там, в сумке, ее рука натолкнулась на нечто неожиданное. Косметичка явилась на свет.
— Что это? — спросила Ксения у Сырцова.
— А я откуда знаю? — обиженно возмутился он. — Сумку не я собирал.
Ксения открыла косметичку и поочередно выложила на письменный стол довольно толстую пачку стодолларовых купюр, несколько дорогих в изысканном сафьяне ювелирных футляров и фотографию. Ксения взяла фотографию в руки и рассматривала, рассматривала ее. Невоспитанный Сырцов взглянул на снимок через ее плечо. Семилетняя Ксюшка и Светлана, совсем молоденькая, счастливо улыбаясь, смотрели на него.
— Мамочка ты мамочка, — сказала Ксения и вернула фотографию на стол. Изображением к сукну. Открыла самый большой футляр. На темно-бордовом бархате зеленело и сияло изумрудное ожерелье в алмазной осыпи. — Вспомнила, что я в детстве больше всего любила примерять этот изумрудный гарнитур. — Тряхнула головой и, указав на футляры и доллары, потребовала у Сырцова совета: — Как мне вернуть ей все это, Георгий?
— Никак. Ты сама к ней не поедешь, а ни с кем другим она по этому поводу и разговаривать не станет.
— Что же делать, что же делать?
— Ничего не делать, — прекратила прения Люба. — Принципиально не желаешь щеголять в изумрудах — не носи их, не хочешь жить за ее счет — не трать эти доллары. Пусть все лежит у тебя. Может быть, когда-нибудь все это ей понадобится.
— Не понадобится, — уверенно заявил Сырцов. И тут же получил от Любы:
— Тебе лучше знать!
Устав отбиваться, он понял, что сейчас отсюда надо слинять, и сообщил:
— Мне пора, девочки.
Они проводили его до двери. Открывая ее, Ксения попросила:
— Деда за меня поцелуй.
— Да он колючий! Щетина после утреннего бритья уже выросла! — выразил свое неудовольствие Сырцов и шагнул на площадку. Уже спускаясь по лестнице, услышал последнее Любино напутствие:
— Ты там поосторожнее, половой психопат!
Казаряновская «Волга» стояла у подъезда спиридоновского дома. Сырцов посмотрел на часы и решил к Спиридоновым не заходить: было без семи минут три — семь минут до назначенного срока. Смирнов и Казарян вышли тютелька в тютельку, ровно в три. Увидев Сырцова за рулем бежевой «девятки», Смирнов мотнул головой — приказал пересаживаться.
Казарян включил зажигание, но «Волга» не тронулась с места: настал черед предварительного, определяющего дальнейшие действия перебреха.
— Мы у Дмитрия Федоровича должны быть к четырем. Думаю, к этому времени они от него уже выметутся, — изложил свою позицию Смирнов.
— Молчал, молчал, а теперь более чем загадочно разродился, — проворчал Казарян. — На кой хрен к старому маразматику ехать, и кто это — они?
— Жора, ты узнал того, кто сегодня вручал нам «зеленые»? — не отвечая Роману, спросил Смирнов.
— А как же! — с плотоядной улыбкой вспомнил сидевший рядом со Смирновым на заднем сиденье Сырцов. — Генеральный секретарь банкирской ассоциации, когда-то просто секретарь нашей бессмертной партии Юрий Егорович, ваш старый-старый знакомец и клиент, Роман Суренович.