Его реакция расстроила ее, но она не подала виду.
— Когда мы с тобой были женаты, ты мне много рассказывал о красоте гор и вересковых пустошей, но ни разу не упомянул об этом месте. Почему?
Брюс печально улыбнулся своим воспоминаниям.
— Я собирался привезти тебя сюда в отпуск. Я мечтал о том, как приведу тебя сюда и мы будем купаться в прозрачной голубой воде, а потом я буду любить тебя на берегу озера, прямо среди душистой травы, а еще на ковре из сосновых игл, а еще в пещере… — Он осекся, увидев, что Клэр вот-вот расплачется. — Не надо, милая, не плачь. — Брюс подошел и нежно привлек ее к себе. — Я не хотел тебя расстроить, прости.
— Ничего, — шмыгнула она носом, — сейчас пройдет. Просто я подумала, что нашей девочке сейчас было бы уже пять лет. И она могла бы быть с нами здесь, любоваться природой, ловить бабочек, бегать и резвиться. Ты учил бы ее ловить рыбу и разводить костер, а вечером мы расстелили бы одеяла в пещере и лежали все втроем, прижимаясь друг к другу, и ты рассказывал бы ей о своих героических предках, сражавшихся за независимость Шотландии.
Брюс крепче прижал ее к себе. Ему хотелось бы утешить ее, сказать, что еще не все потеряно, что у них еще будут дети, что все будет хорошо, но он не был уверен в себе. Не в своих чувствах к Клэр, нет. Он уже понял, что никогда не переставал любить ее. Он не был уверен в своей способности вернуться к нормальной жизни, к людям. Что-то сломалось в нем в тюрьме, что-то надломилось, порвалась какая-то нить, связующая его с внешним миром, и даже сейчас, после того как он узнал правду, у него не было желания вернуться к прежней жизни.
А Клэр заслуживает лучшего, чем погруженный в себя, мрачный и угрюмый отшельник, которого по ночам мучают кошмары. Он немного отстранился и поцеловал ее в кончик носа.
— Не расстраивайся, солнышко. Ты еще молода. У тебя еще будут дети.
Клэр замерла. Он сказал «у тебя»? Неужели он до сих пор так и не понял, что они должны быть вместе? Что они с самого начала были предназначены друг для друга и суровые испытания, через которые им обоим пришлось пройти, только укрепили их любовь?
У нас! — хотелось крикнуть ей. У нас будут дети, если ты сделаешь мне шаг навстречу, если откроешь свое сердце, дашь волю чувствам!
Ничего этого она не произнесла вслух, не желая давить на него. Она сделал все от нее зависящее, чтобы убедить его вернуться к нормальной жизни, оставить прошлое в прошлом и жить настоящим, мечтая о будущем. Теперь, зная правду и не питая больше ненависти к ней, он может спокойно и трезво все обдумать и прийти к решению. Клэр от всей души надеялась, что это будет решение, благоприятное для них обоих, но навязываться она не станет. Единственное, в чем она еще попытается его убедить, это подать на пересмотр дела в свете открывшихся обстоятельств. Когда он избавится от ложного обвинения, от клейма осужденного, когда вновь почувствует себя свободным человеком, вздохнет полной грудью, тогда мир вновь засияет для него яркими красками и ему легче будет решить, как и с кем строить свою дальнейшую жизнь.
Несмотря на невеселые размышления, Клэр наслаждалась замечательным днем на природе. Они расстелили одеяла на берегу озера, Брюс притащил откуда-то сухих палок и веток и разжег костер. Пока Клэр поджаривала на огне ветчину и разогревала бобы, он выловил из озера две рыбины среднего размера, принес из пещеры припрятанный там котелок и, положив в него рыбу, повесил над костром. Пока уха варилась, они перекусили ветчиной и бобами, и Брюс предложил искупаться в озере. Вода была ледяная, и Клэр не решилась, а Брюс сбросил с себя одежду и немного поплавал, забавно ухая и откидывая с лица мокрые волосы.
Клэр сидела на берегу и открыто любовалась его бронзовым скульптурным телом, покрытым мелкими бусинками воды, блестевшими на солнце. Словно сбросив с себя груз боли и тяжелых воспоминаний, он резвился, как маленький беззаботный мальчик, каким был когда-то.
И он улыбался. Улыбался той самой своей неотразимой улыбкой, которая всегда заставляла замирать сердце Клэр.
Потом они сидели у костра, ели уху, запивали водой из родника, бившего неподалеку и питавшего горное озеро, и разговаривали. Клэр попросила его рассказать о том, как он жил в тюрьме, и после некоторого колебания Брюс согласился.
— Я вставал в шесть утра, умывался, чистил зубы и ждал, когда меня выпустят из клетки, — поведал ей Брюс.
— Ты сидел в одиночной камере?
— Большую часть времени.
— А что ты делал после завтрака?
— Шел на свою работу.
— Какую?
— Я работал в библиотеке.
— А что ты там делал?
— Писал апелляции для заключенных, которым не к кому было обратиться.
— Значит, ты использовал свои знания, чтобы помогать другим, — констатировала она. — А почему?
— Это давало мне защиту, вхождение в наиболее влиятельные тюремные круги и место в совете заключенных.
— Но ты до сих пор находишься под надзором полиции. И ты разучился доверять людям.
Брюс помолчал, не глядя на нее.
— Клэр, я пять лет провел среди отбросов общества, среди такой грязи, что и вспоминать противно. А это… вытравляет в человеке все чувства, но больше всего — доверчивость.
Клэр понимающе кивнула.
— А снаружи, я имею в виду на воздухе, вы помногу работали, да?
Брюс нахмурился.
— Каждый день по нескольку часов. А почему ты спрашиваешь?
Она улыбнулась.
— Мне нравится результат.
— Я рад, — буркнул Брюс охрипшим голосом.
Клэр провела рукой по его груди, упругому животу, бедрам.
— Очень нравится. — Она скользнула ладонью к тому месту на боку, где раньше заметила шрам, и почувствовала, что Брюс напрягся. — А что случилось с твоей спиной? — решилась она спросить.
— Драка с ножом.
— На тебя напали? С ножом? — Боясь услышать подтверждение своим догадкам, Клэр сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. — Где же они взяли нож и где в это время были охранники?
— Нож легко сделать из столовых приборов, а охранники обычно стараются держаться подальше от потасовок.
— Почему это случилось?
— А ты как думаешь?
Перед мысленным взором Клэр пронеслись такие жуткие картины, что стало дурно.
— Господи, сколько же тебе пришлось пережить…
Они немного помолчали. Брюс поднялся, посолил уху, затем снова сел с ней рядом.
Клэр пришла в голову замечательная мысль. Она повернулась к нему и, не говоря ни слова, стала расстегивать пуговицы его рубашки. Он озорно вскинул бровь.
— И что, позволь узнать, ты делаешь?
— А разве ты сам не видишь? — лукаво улыбаясь, ответила она. — Снимаю с тебя рубашку. — Расстегнув все пуговицы, она сняла с него рубашку и отложила в сторону.
— А можно узнать — зачем? — В его глазах засветились веселые искорки.
— Вовсе не затем, о чем вы подумали, мистер Макалистер, — отчеканила она голосом строгой учительницы, пряча улыбку.
— А откуда ты знаешь, о чем я подумал?
— Нетрудно догадаться. Ляг на живот.
— Зачем это? — насторожился он. — Что ты собираешься делать?
— Просто ляг и доверься мне, — попросила она, понимая, что пройдет еще немало времени, прежде чем он научится снова безоговорочно доверять ей. Если это вообще когда-нибудь произойдет.
Брюс подчинился, и Клэр начала осторожными движениями массировать его спину, разминая твердые мышцы. Ее руки, на удивление крепкие, ловкие и умелые, просто творили чудеса, гладя, пощипывая и похлопывая до тех пор, пока он полностью не расслабился и не почувствовал, что тает, как шоколад на солнце. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.
— Где ты научилась так делать массаж? — спросил он, еле ворочая языком от сладкой полудремы, окутавшей его.
— Полгода назад в нашем центре открыли для персонала курсы расслабляющего массажа. Я их прошла. Иногда мы делаем своим пациентам массаж. Это помогает им успокоиться и расслабиться, — охотно пояснила она, не прекращая своих волшебных действий. Через несколько минут она закончила массаж легкими поглаживаниями. — Ну вот, а ты боялся. А оказалось совсем не страшно, а очень даже приятно, верно?