«Так и так, — говорит, — женился бы на Адарке, да к Текле сватов засылают, а я ее братьев боюсь». У Текли братья известные — семеро, рыжие, кулаки по пуду и всегда чешутся. Но у Адарки мать тоже не проста. Про нее говорили: собери собак со всей округи — она и их перебрешет. Как услышала, что хлопец готов жениться на ее дочке, — глаза загорелись. Чуть уговорил ее Нестерка подождать. «Приходи завтра в гумно, что недалеко от церкви. Сразу после вечерней службы, втихую и уладим все дело».
Вернулся Нестерка домой, а там уже отец с Теклиными родными обсуждают, когда свадьбу играть, когда венчаться.
«Отклад не идет на лад, — говорит им Нестерка, — давайте завтра перед вечерней». На том и порешили.
Быстро сказка сказывается, а в умелых руках дело и того быстрее делается. Собираются назавтра люди в церковь, видят, Нестерка под руку с Теклей шагает. Сам в новых лаптях, чуб маслом намазан; невеста бураком губы натерла, косы из лошадиного хвоста подвязала — любо глянуть. Перед самой церковью пошептал Нестерка что-то батьке на ухо да к гумну, что невдалеке, засеменил. «Куда это он?» — насторожились братья Текли. «По нужде, дело житейское», — отвечал старый Нестер, глядь, а сын с Адаркой назад возвращается. Увидела это Текля и к ним, налетела на соперницу:
— Ты чего, кривая, лезешь на чужое! — Да как рванет с нее фату.
— Сама не на свое не разевай! — орет та в ответ и хвать Теклю за косы, а они и оторвались.
Тут мать ее подоспела, и братья Текли вперед, и люди, кто Адарке сосед, кто Текле свояк, кому просто языки потрепать охота, а кому руками помахать — все в одну кучу.
И такая тут началась свалка, сам черт не разберет, кто кого дерет. Даже вечерни поп не служил — куда уж тут до Нестерки, про него и забыли. А он — благо лапти на ногах новые — котомку за плечи и был таков. Хватились через пару дней, а его и с приставом не догонишь.
Вот так и отправился Нестерка по белу свету погулять, дорогу потоптать, а дороге той конца не видать.
КАК НЕСТЕРКА К БОГУ ХОДИЛ
Сбежал Нестерка от женитьбы да и ходит себе по белу свету. Лапти стопчет, а ему и горя мало, новые плетет, песенки поет:
Молодого, известное дело, кровь греет. Где лег, там и переночевал, где стоял, там и клюнул. Но чаще так, людей много, а пообедать негде. Голод не тетка, надо за работу браться. Пробовал он и батраком наниматься, и плоты гонять, и смолу курить — ведь ни кола ни двора, а без копейки и в церкви не перекрестишься. Потел-трудился, а заработал только на обновку — пуговицу для свитки да на обед — ломоть хлеба в корчме при дороге. Стал он думать, как же быть, как среди людей жить. Думал, думал и ничего не придумал. Решил тогда к богу сходить да и спросить. «Он-то меня из того запечка на этот свет выпустил, он должен знать».
Сказано — сделано. Но вот забота, где ту лестницу взять, чтобы живым на небо залезть. Кого ни спросит — никто не знает.
А жил там в одной деревне старичок по имени Стручок, по прозванию Столет. Никто столько лаптей не сносил, сколько он прожил, за свои века всего повидал, обо всем слыхал. То ли по случаю, то ли кто надоумил, пришел к нему Нестерка со своей нуждой.
Слез старик с печи, бородой пол подмел, сел за стол, чаю попил, расспросил: кто, откуда, каких родителей, попросил табачку понюхать да и рассказал, что знал.
В старые времена бог сам по земле ходил, суд творил, уму-разуму учил. Но как расплодились люди, получилась неуправка — то в один конец беги, то в другой, всюду не успеешь. Тогда, чтобы и себя облегчить, и людям лучший доступ был, поставил бог помощников. Святых Илью и Николу, Петра и Павла. И стало так, что, пока до бога, святые душу вынут. Да еще и не подступись к ним, без фиги носа не достанешь, тем более в лаптях.
А жили в те времена в селе три бабы. Катерина, Мальвина и Маланья. Катерина и Мальвина весь век над детьми горевали, в один глаз спали, в поле потели, впроголодь ели. Маланья ж знай гуляла, мужиков пускала. Детей у нее не было — на проезжей дороге трава не растет, горя не знала, беды не ведала. Как пришлось им взойти на небо, принял их божий ключник Петр. Спросил, как жили, какие грехи за собой знают.